Бедные арабские страны впервые почувствовали: запах нефти – это запах денег. В рамках Организации Стран Экспортёров Нефти (Organization of Petrol Exporting Countries) договорились. Стали продавать в час по чайной ложке, чтобы поддержать высокую цену. К концу 1973-го нефть на мировом рынке стоила в сотни раз дороже, чем в начале года.

Страны Персидского залива в одночасье стали сказочно богаты. Сокровища «Тысячи и одной ночи» бледнеют перед роскошью Кувейта и Саудовской Аравии. Даже на поддержку тех арабских стран, кому Аллах нефти не дал, и то денег хватает…

Коммунисты не зря пугают нас превращением в сырьевой придаток развитых стран. Ведь сами они один раз уже сделали СССР именно таким придатком. И хорошо помнят, каково нам было.

СССР всегда стремился к самоизоляции. Но мимо такого изменения рыночной конъюнктуры пройти непозволительно. Ведь даже безнадёжно глубокая, далёкая и замороженная тюменская нефть стала не просто рентабельна, а способна озолотить своих хозяев. Хозяин во всенародном государстве, естественно, всенародная партия. И богатства она использует по своему научному разумению.

Реформы вынуждены тем, что иного способа удержать нашу экономику на плаву не было. Раз он появился – реформы можно сворачивать. И свернули.

XXV съезд прошёл без специального экономического доклада. Зачем? Проблем в экономике больше нет. Да и пленум по научно-техническому прогрессу не состоялся – все достижения можно спокойно купить там, где прогресс идёт без пленумов.

Главного реформатора Косыгина задвинули на второй план. Настолько далеко, что вопреки обычаю вывели из политбюро после ближайшего же инфаркта. Так что умирал он уже рядовым членом ЦК.

Хозяйственную самостоятельность предприятиям давали долго, с оговорками, с конфликтами. Зато отобрали практически мгновенно. План десятой пятилетки был свёрстан в лучших традициях сталинских времён принудительного энтузиазма.

Лёгкая (включая пищевую) промышленность в нашей юной Советской стране всегда была бедной родственницей. Все средства государства расходовались на промышленность тяжёлую, а лёгкой доставалось что осталось. В рамках косыгинских реформ пришлось от традиции этой отступить: ведь именно лёгкая промышленность даёт живые деньги. И именно она определяет, что нужно самим людям, следовательно – куда развивать экономику. Измена принципам прекратилась легко и радостно. С 1975-го 90 % амортизационных отчислений (денег на ремонт и реконструкцию) лёгкой промышленности через госбюджет перекачивалось на финансирование военно-промышленного комплекса.

А чего гражданам не хватало – закупали за рубежом на нефтедоллары. Оно, конечно, дороже, чем самим делать. Зато проще. И можно какой-то процент от суммы сделки получить за содействие её заключению.

Закупались время от времени и целые предприятия. Во-первых, чтобы отечественное машиностроение не отвлекалось от высоких задач военного противостояния всему миру. Во-вторых, с такой масштабной сделки и отчисления серьёзнее. Чтобы в личном кармане пару лишних тысяч завелись, можно казённый миллион – другой и потратить.

Тем более что тратили на работу славную, на дела хорошие. Каждый, с кем ты ведёшь дела, – твой друг. Конечно, пока дела эти для него выгодны. Пока ограничивались делами, выгодными для обеих сторон, друзей у СССР среди крупных бизнесменов было не так уж много. Теперь же появилась возможность покупать тысячи деловых людей, готовых громогласно отстаивать достоинства идей коммунизма – по крайней мере до тех пор, пока поток советских нефтедолларов не иссякнет.

И не только среди бизнесменов покупали друзей. Щедро разбрелись по миру советские кредиты. На индустриализацию третьего мира. На движение всех желающих по некапиталистическому пути. На голосования в ООН.

А главное – на закупки советского же оружия. За наличные его продавали примерно столько же, сколько и сейчас – на 2,5–3 миллиарда долларов в год. Зато в кредит раздавали миллиардов на 10–20 ежегодно. Разумеется, кредиты эти никто отдавать и не собирался. Ну и что! Всё оплачено советской нефтью.

Нефти хватало на всё. И впредь должно было хватать. Ведь запасы её – как и любого другого сырья – ограничены. О чём в те годы неустанно напоминали экологи. А потребности человечества безграничны. Стало быть, нефть и в дальнейшем согласно науке дорожать обязана…

Только экология – не единственная на свете наука. Примерно в те же годы профессор экономики Мэрилендского университета Джулиан Саймон предложил пари: цена любого сырья в ближайшие десять лет упадёт.

Вызов принял крупнейший из лидеров экологического движения, всемирно известный профессор экологии Стэнфордского университета Пол Эрлих. Он выбрал для пари пять видов сырья, пять металлов: вольфрам, медь, никель, олово, хром.

Выбор разумный. Вольфрам – основа жаростойких сплавов, необходимых энергетике, и керамики для металлообрабатывающих инструментов. Медь – протянутые по миру провода: линии связи, электропередачи, электродвигатели… Никель и хром – нержавеющие стали, защитные покрытия. Олово – защита консервных банок и медной посуды. Всё это отрасли необходимые и быстроразвивающиеся. По мере их роста цена сырья обязана вырасти!

А через десять лет Пол Эрлих вынужден был публично заплатить Джулиану Саймону за проигранное пари. И никто из экологистов более не рискует этот вызов принять. Подвёл их технический прогресс.

Действительно, в момент заключения пари цены всех выбранных Эрлихом металлов росли. Поэтому инженеры искали способы обойтись без дорогого сырья. И нашли.

Режущий инструмент – не из карбида вольфрама, а из порошка корунда: окись алюминия составляет чуть ли не десятую долю земной коры, входит в любую глину, её запасов хватит миру на миллионы лет. По этой же причине алюминий потеснил медь из проводов. А в системах связи на место меди пришло стекловолокно (сырьё – обычный песок). Слой олова на консервных банках тоньше в десятки раз – защиту их ныне обеспечивают прежде всего синтетические лаки. Усовершенствованы способы нанесения хромовых и никелевых покрытий: они стали плотнее – значит, можно их делать тоньше. Да и сплавы найдены новые, с меньшим содержанием вольфрама, никеля, хрома.

Конечно, больше этих металлов на Земле не стало (разве что никелевые месторождения нашлись новые). Но потребляют их куда меньше. И цена упала.

Не зря Маркс и Энгельс учили: когда у общества появляется потребность, она движет науку вперёд больше, чем десятки университетов. Жаль только, вожди наши – марксисты как раз того толка, о которых сам Карл Генрихович говорил: «Я не марксист»…

Запад, лишившийся дешёвой энергии, принялся искать пути экономии. Расход бензина на единицу автопробега сократили за десять лет в два с лишним раза. Здания получили новую теплоизоляцию – многократно уменьшились отопительные расходы. Технологии всех производств менялись в сторону меньшей энергоёмкости.

Снизилась потребность в энергии – упала и цена нефти. К тому времени как Леонид Ильич соблаговолил избавить нас от своего присутствия, нефть на мировом рынке стоила раз в десять меньше, чем в начале 1974-го. И продолжала дешеветь. Нынче с учётом общей инфляции нефть ненамного дороже, чем до войны Судного дня.