– Мне своих тоже надо обкатывать. Жаль только, очень уж тихо мои кошечки ездят. Если б еще мотор ревел, оно бы куда эффектнее было, – почему майор назвал БММ именно «кошечкой», никто так и не понял.

«Литров» не обманул, и буквально через пару часов все три боевые машины вышли на обкатку добровольцев, после которой некоторым пришлось менять штаны, а траншею копать новую. Старую же, полузасыпанную и измочаленную траками двадцатитонных машин, оставили в назидание. Добровольцы с опаской поглядывали в ее сторону, но уходить никто не уходил – это уж замполит старался. Ежедневно после занятий по тактике, физподготовки, строевой и стрелковой начинались занятия по политической подготовке.

Финкельштейн физически не мог охватить все подразделения, поэтому вел занятия только с подобранными лично заместителями. Занятия велись по утвержденной отделом военной пропаганды программе, одобренной майором Харченко.

Возможно, кому-то из добровольцев и казалось, что вся эта болтовня – дело лишнее. Однако, как известно из истории, «проблемы индейцев шерифа не волнуют». В данный момент Яшу Финкельштейна более всего волновало только одно: смогут ли добровольцы стрелять по живым существам? Вон на стрельбище-то сразу проблемы начались. Хозвзвод, сформированный из бывших ездовых и водителей, понаделал ростовых мишеней в виде привычных немцев. Добровольцы же наотрез отказались в них стрелять: мол, даже такое изображение человека является неприкосновенным. Услышав подобное, Яша даже выматерился, что для него было вовсе уж редким явлением. Хозвзвод пожурили, но мягонько. И те настругали новые мишени, на сей раз в виде ящеров. И идиотская история повторилась снова: ящеры-де живые, посему их нужно гуманно усыплять. На этот раз замполит уже даже не матерился – просто махнул рукой, распорядившись установить на поле обычные деревянные щиты.

В принципе, Финкельштейн понимал потомков. Когда он первый раз застрелил фрица, выворачивало его так, что едва желудок в кусты не выблевал. А с этими-то все куда как сложнее… У них, понимаете ли, генетическое отвращение к насилию, а с генетикой не поспоришь, это вам не политология какая-нибудь!

С подобной же проблемой пришли мрачные, не знающие, как быть, инструктора из разведчиков. Искусство рукопашного боя у потомков просто исчезло: отлично подготовленные физически парни не могли заставить себя поднять руку друг на друга. Вплоть до обмороков. Слишком обострено у них оказалось чувство сочувствия чужой боли.

Офицеры долго думали на эту тему. Собственно говоря, все просто. Человек, который убивает опосредованно, на дистанции, не видя своей жертвы, не воспринимает противника как живое существо. Артиллеристы, летчики, даже танкисты – они просто не видят глаза убиваемого их снарядами, бомбами, гусеницами. Они как бы отстранены от настоящих ужасов войны. До той, конечно, поры, пока война не коснется их лично. Вот тогда уже появляется ненависть, помогающая преодолевать барьер неприятия убийства. Человеку необходимо либо ненавидеть, чтобы врезать остро заточенной лопаткой поперек вражьего лица, либо не воспринимать его как живого. Впрочем, есть еще и третий вариант – страх. В панике и зайцы страшны, как говорится.

Ни пропаганда, ни агитация помочь этому не могли. Страх от просмотра роликов оставался ситуативным. Смотрим – боимся и даже ненавидим. А пообсуждали – эмоции и схлынули. И все остается на уровне разговоров…

– Спортсменов воспитываем, – ругался Крупенников, наблюдая, как добровольцы лихо крутят «солнце» на перекладинах.

Озарение пришло неожиданно, когда капитан Лаптев вернулся со своих заседаний и с ходу заявил:

– Мужики, готовы ваши разведгруппы? Все, предел, нам хоть какие-то реальные данные нужны. Ничего спланировать не получается.

Офицеры переглянулись. А мирный Яша Финкельштейн, взмахнув своими пушистыми ресницами, внезапно поднял палец к потолку:

– А нам – расходный материал для учебы!

– Это как, замполит? – не понял Харченко. – Ты что, на пленных учить потомков собрался? Сдурел? Хочешь, чтобы и тебя фашистом посчитали?

– Не бойтесь, товарищ майор. Все продумано. Вот смотрите сами…

* * *

Автарк Клаус Маурья заглянул в кабинет командира батальона, когда тот спорил с особистом о музыке. За несколько прошедших дней Харченко стал завзятым меломаном. Особенно ему по душе пришелся зарубежный рок эпохи шестидесятых. Началось все с «Битлз», а потом уже пошли и «Ти-Рекс», и Чак Берри, и прочие рок-н-рольщики. В любую свободную минуту Харченко врубал понравившуюся музыку, искренне удивляясь, отчего не все оказавшиеся рядом пребывают от этого в восторге.

– Нет, ты послушай! Мощно, да? – включил он очередную композицию. – Это из раннего сольного творчества Пола Маккартни. «Цветы в грязи» называется.

Крупенников в ответ лишь пожал плечами. К этой музыке он был совершенно равнодушен, ибо не понимал, о чем поют. С Автарком и прочими «туземцами» он разговаривал на интерлингве, с батальонцами – по-русски, десяток фраз знал на немецком. А вот английский? Откуда? А вдруг они там, в песне, к войне призывают?

– Да к какой, на… войне?! У них даже лозунг был такой, пошловатый, конечно, но ничего, правильный – «Занимайтесь любовью, а не войной!» Или ты не согласен, Виталя?

Крупенников согласился, но остался при своем мнении. Ему больше по душе была отечественная бардовская песня. Визбор, Ада Якушева, Бачурин, Высоцкий, конечно же. Хотя военные песни Высоцкого комбату отчего-то не сильно понравились. «Штрафные батальоны» – одно, пожалуй, исключение. А вот это – «На братских могилах не ставят крестов…»? Можно подумать, кресты на личных ставят! «И вдовы на них не рыдают…»? Еще как рыдают – Виталий сам видел, пока в госпитале валялся. Впрочем, что сейчас вспоминать…

А вот Суханов и ранний Дольский ему очень по душе пришлись. Кто бы мог подумать, что за суровой внешностью комбата кроется нежная меланхолия романтика?..

– А «Пинк Флойд» мне как-то не очень. Нет, не очень! Конечно, «Обратная сторона Луны» и «Сумасшедший Алмаз» – это хорошо, но до «Роллингов» они все одно не дотягивают. Ты вот послушай, какая мощь! «Сатисфекшн»! – продолжал размышлять Харченко, не замечая, что товарищ его вовсе не слушает…

– А «Раммштайн» тебе как? – перебил особиста комбат.

– Это откуда?

– Из XXI, первое десятилетие. Металл такой играют. Немцы.

– Фу… Вспомнил… – передернуло Сергея. – Ну, слышал один раз. Сразу удалил, на хрен.

– Да уж. Я когда послушал, знаешь, о чем подумал? Поставить бы тем утром динамики по всей границе и врубить минут за пятнадцать до начала войны на полную громкость. Половина вермахта бы разбежалась. Особенно вот после этой…

Крупенников потянулся было включить свой комм, оказавшийся не только средством связи, но и многофункциональным устройством типа переносного патефона, выключателя света, управления бытовыми приборами и много еще чего. Во всем, если честно, майор еще и не разобрался…

– Товарищи офицеры, – кашлянул Автарк. Он уже выучил правильное обращение по Уставу РККА и из уважения к предкам частенько его использовал.