Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марк уже не оборачивался в сторону королевской трибуны. Он прекрасно знал, что король и вся его свита снова аплодируют русскому оружию. И лично руководителю проекта в Иордании Марку Квитко.
Следующие четыре выстрела — снова термобарическими боеприпасами — пришлись в два бунгало. Когда огонь и дым рассеялись, то вместе с ними исчезли и бунгало…
Марк вернулся в отель в центре Аммана совершенно умиротворенным. Была уже вторая половина дня. Он открыл большой холодильник. В нем на тарелке лежали оставшиеся после приезда Крутова кусочки селедки. Марк довольно улыбнулся, вспомнив те посиделки. На дверце холодильника запотевала початая бутылка «Посольской». Но Марк достал минералку, наполнил стакан доверху и жадно выпил.
Затем прошел в комнату, снял одежду и направился в душ. Постояв под тугими струями воды, обмотался махровым полотенцем, направился в комнату и лег на кровать. Он еще раз прокрутил в памяти события прошедшего дня. Показательные стрельбы оказались на редкость удачными.
В это время зазвонил мобильный телефон. Марк подумал: «Может, Наташа?» Встал с кровати и направился к столу, на котором лежал мобильник. И оторопел, увидев номер — звонил Симановский. Марк торопливо нажал кнопку ответа:
— Юра, пропащая душа, почему ты так долго не звонил!
— Я был под следствием в Израиле. Ты не поверишь, как русский шпион!
— Юрик, не смеши меня. Из тебя такой же шпион, как я танцор Большого театра!
Симановский на другом конце телефонной линии хмыкнул:
— А может, ты хорошо танцуешь?
— Юрик, я тебя умоляю! Я лучше женюсь еще раз!
— Да? А на ком?
— Здесь, в Иордании, я познакомился с прекрасной женщиной-переводчицей. Работает в русском посольстве.
— И как ее зовут?
Квитко с трудом подавил желание рассмеяться. Симановский во все времена слыл большим любителем прекрасного пола. Даже в его совершенно невинном вопросе звучал донжуановский подтекст. Марк сказал с притворной сердитостью:
— Юрик, что за дела? Почему ты интересуешься моей будущей женой?
Симановский замолчал. Повисла недолгая, но вполне театральная пауза. Симановский осторожно поинтересовался:
— А что — нельзя?!
Квитко рассмеялся:
— Извини, шучу. Конечно, можно! Ее зовут Наташа. Замечательная женщина!
Симановский усмехнулся в трубку:
— Слушай, Марк, я звоню тебе по очень интересному вопросу — я хочу предложить тебе дачу.
Марк задумался. И сказал:
— Дачу? Где? В Боровске?
— Нет, гораздо ближе. Эта дача расположена все там же — в Южной Африке. Если интересно, могу рассказать более подробно.
— Конечно, интересно! Что ты спрашиваешь?
— Это имение Хазендаль в Стелленбоше. Винное имение. Имеется официальный сертификат 1699 года. Вино с этих плантаций поставлялось даже королю Англии!
— Ну-ну, давай поподробнее, — заинтересовался Марк.
* * *
Удары колокола звучали гулко и требовательно. На площадке перед домом управляющего стали собираться работники. Но Марк не верил своим глазам. Такое впечатление, что он прилетел из XXI века в XVIII. Глядя на людей, которые работали в имении, он чувствовал чудовищное несоответствие между уровнем развития цивилизации и реальностью имения Хазендаль…
Марк присел на скамейку и задумался. Он приобрел элитное имение, но от былой «элитности» не осталось и следа… Когда хозяин имения умер, то оставил своим детям два миллиона рандов в банке. А когда Марк его покупал, то у владельцев было уже полтора миллиона долга.
Марк зашел в бухгалтерию к управляющему и попросил показать зарплатные ведомости, но их не оказалось. Работники — сплошь африканцы — просто не умели ставить свою подпись. И зарплату они получали натуральным продуктом — вином. И тут же его употребляли. Чтобы на следующий день заработать на новую порцию.
Строительство новых домов для работников началось уже через неделю после того, как Квитко купил имение. В Хазендале он создал общину. Специально нанял социальных работников. Они учили черных людей элементарным вещам — мыться и читать.
Из российского посольства в Мозамбике Марк Квитко привез герб Российской Федерации. И укрепил его на центральной площади имения. Когда рабочие крепили герб, Марк находился рядом. К нему подошел один из самых пожилых работников имения. Когда Квитко впервые увидел его, то поразился неприятному букету запахов — невыносимая смесь застарелой мочи, немытого тела и перегара.
Сейчас старик пребывал в трезвом состоянии. Пахло от него обычным хозяйственным мылом. Он подошел к Марку и молитвенно сложил руки на груди:
— Масса Марк, могу я задать вам вопрос?
Вопрос звучал на изуродованном английском, но Квитко понял, что Том хочет его о чем-то спросить. И просто кивнул в ответ. Старый Том показал на герб России и спросил:
— Что это, масса Марк?
Марк ответил:
— Это, Том, символ моей страны. Моей Родины.
Том что-то пробормотал в ответ. Марк не разобрал. Но стоявший рядом молодой африканец, который уже закончил местную школу и готовился поступать в университет Кейптауна, разъяснил его слова:
— Том сказал, что теперь он будет молиться тем богам, которым молитесь вы, господин Квитко!
Марк произнес:
— Скажи ему, что это не боги, это — герб Российской Федерации.
Африканец недолго поговорил с Томом. Тот упрямо помотал головой и снова начал что-то быстро говорить на своем диалекте. Будущий студент перевел:
— Том говорит, что все равно будет молиться на герб и массу Марка.
Квитко рассмеялся и сказал:
— Спасибо тебе, Том, за добрые слова.
И тут же подумал: «Ситуация чем-то неуловимо напоминает книгу „Унесенные ветром“ Маргарет Митчелл и ее всемирно известную экранизацию. Все та же история про добрых хозяев имений». Но вслух заметил:
— У нас современное производство. И работники получают заработную плату, а не вино.
В далеком южно-африканском имении Марк Квитко применил многое из советского опыта. Африканцы теперь работали в соответствии с принципами научной организации труда и даже активно участвовали в социалистическом соревновании за звание лучшей бригады. Лучшая бригада всегда получала большие премиальные. И ей вручался переходящий красный вымпел. Африканцы этим очень гордились — не меньше чем заработанными деньгами.
В тот момент Марк на общем собрании трудового коллектива, когда радостно улыбающаяся белыми зубами бригада африканских «стахановцев» получала переходящий вымпел, подумал: «А ведь моральные стимулы к производительному и качественному труду не менее важны, чем материальные. И способны подвигнуть человека на трудовые достижения». В это время в зале, где проходило собрание, раздались продолжительные аплодисменты…