Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Недаром говорится, что капитан на корабле – первый после Бога. А поскольку Бог далеко, высоко и едва ли снизойдет на шканцы, то капитан первый и главный без всяких оговорок. Власть у капитана единоличная, приказы его не обсуждаются. Но и ответственность за все капитан несет сам – за судно, за его груз и пассажиров. И естественно, капитан лучше чем кто-либо знает, что и кто имеется у него на борту…
А теперь вопрос: знал ли Александр Смоллетт, капитан «Испаньолы», скольких пассажиров принял он на борт в порту Бристоля?
Вот что он говорит за день до отплытия сквайру:
«…Вы взяли с собой четверых слуг. Кого-то из них, как мне сказали, тоже хотят поместить в носовой части. Почему не устроить им койки возле вашей каюты?»
Четверых слуг взял с собой Трелони… Запомним эту цифру. Но вот на горизонте показался Остров Сокровищ, получено известие о готовящемся мятеже, и капитан заявляет по этому поводу совсем другое:
«– Мне кажется, мы можем положиться на ваших слуг, мистер Трелони?
– Как на меня самого, – заявил сквайр.
– Их трое, – сказал капитан. – Да мы трое, да Хокинс – вот уже семь человек».
Оп… Слуг уже всего трое. Куда делся четвертый слуга? – ломают голову читатели. Умер в пути? Купался и был съеден акулой? Или капитан слаб в арифметике и не смог сосчитать слуг хотя бы по головам?
Заглянем в английский оригинал – вдруг переводчик напутал с числительными?
В оригинальном тексте капитан использует разные термины: в первом случае own people – можно перевести как «слуги», а можно как «свои люди». Во втором пассаже капитана звучит другое выражение: home servants, – однозначно переводимое как «слуги», даже «домашние слуги».
Ура, пропавший слуга нашелся… Но тут же встает другой вопрос: а кто в таком случае у сквайра считается «своими людьми»? Трелони берет с собой на борт еще пятерых пассажиров – это трое слуг, Ливси и Хокинс. «Своих людей» среди них четверо. Кто лишний? Кто чужой?
Капитан говорит о четверых спутниках Трелони до того, как все пассажиры поднялись на борт. Его информация основывается на каких-то словах сквайра, сказанных ранее. Значит, сквайр планировал взять с собой не пятерых, а четверых людей, помимо себя и экипажа? Значит, да. И кто же должен был остаться на берегу?
Кто-то из троицы слуг? Нет. Сквайр для них высшее начальство, решил бы кого-то оставить на берегу, – так и поступил бы, не слушая возражений.
Хокинс? Нет. У Хокинса карта и лишь он знает точные координаты острова, без него не уплыть. (На самом деле координаты – секрет, известный даже попугаю Сильвера, но сквайр-то услышит о том лишь за день до отплытия.)
Методом исключения получается, что на берегу должен был остаться доктор Ливси. И не остался лишь потому, что подстраховался, прибыл значительно раньше, чем рассчитывал Трелони.
Самое смешное, что капитан, не подозревая о подоплеке событий, говорит о четверых спутниках сквайра в присутствии доктора.
Ливси считать до пяти умел и наверняка сделал соответствующие выводы.
* * *
В чем же причина столь резкого разлада между компаньонами? Почему сквайр за каких-то два месяца кардинально изменил свое отношение к Ливси? Возможно, он и раньше недолюбливал доктора, но проявлять чувства себе не позволял.
Причина внешняя, политическая.
Если в январе ситуация на Британских островах застыла в неустойчивом равновесии, то в марте чаша весов неудержимо клонилась в сторону победы ганноверской династии.
Принц Чарли, грубо говоря, бездарно профукал последний в истории шанс Стюартов. Зимнюю передышку в боевых действиях якобиты использовать к собственной выгоде не сумели: ни Ирландия, ни Уэльс восстаниями так и не полыхнули, колебавшиеся английские тори не взялись за оружие.
Ганноверцы, напротив, грамотно воспользовались тайм-аутом. Армия герцога Кумберлендского, тоже стоявшая на зимних квартирах, постоянно пополнялась подкреплениями, прибывавшими с дальних фронтов. Якобитских агентов в тылу активно ловили и вешали, колеблющихся убеждали и подкупали.
К весне стало ясно – принц Чарли свои силы сколько-либо заметно увеличить не сумел, королевские же возросли многократно. Новый поход на Лондон якобиты затеять уже не рискнули бы, могли лишь обороняться в своей Шотландии. А оборона, как известно, – смерть любого вооруженного восстания.
Разгром мятежников стал исключительно вопросом времени… К марту колебавшиеся английские тори осознали это окончательно – и дружно, толпами, бросились демонстрировать преданность королю Георгу.
Соответственно, для Трелони финансовая поддержка мятежников перестала быть выгодной инвестицией, способной принести огромные дивиденды при смене династии. Помощь якобитам превратилась в дорожку, ведущую к помосту виселицы…
Открыто восстать против Ливси сквайр в такой ситуации не рискнул. Дело якобитов в перспективе проиграно, но факт окончательного разгрома еще не свершился. А раненый зверь вдвойне опаснее.
Но можно было сыграть с доктором злую шутку и оставить его на берегу, написав в качестве оправдания письмо, заведомо опаздывающее к адресату… Дескать, я тебе писал, но ты так и не появился, пришлось нам с Хокинсом плыть вдвоем. Не исключено, что оправдываться по возвращению не пришлось бы. Ливси к тому времени вполне мог сидеть за решеткой, дожидаясь суда и казни. Мог сбежать, вновь эмигрировать во Францию.
Но Ливси перехитрил сквайра и оказался на борту «Испаньолы». Доктор ведь тоже не вчера родился и понимал, чем оборачивается дело восстановления династии Стюартов. Оказаться в момент окончательного краха подальше от Англии, в южных морях, представлялось ему разумным вариантом. Не говоря уж о сокровищах, способных весьма скрасить унылую эмигрантскую жизнь.
На беду доктора, сквайр Трелони уже мысленно вычеркнул его из числа пайщиков концессии. И поездка на остров стала для Ливси крайне рискованным предприятием, даже если не учитывать опасность, исходящую от шайки Сильвера.
Кстати, о шайке… О грозных пиратах Флинта…
Так ли они грозны?
И существовала ли вообще эта шайка?
* * *
Хокинс убеждает нас старательно: уцелевшие пираты из команды Флинта объединились, организовались в некую криминальную структуру под началом бывшего квотермастера Сильвера – именно эта шайка головорезов несет ответственность за все убийства и бесчинства, происходившие во время рейса «Испаньолы».
Но попробуем взглянуть на ситуацию с другой стороны, глазами Сильвера…
Итак, капитан Флинт умирает в Саванне. Билли Бонс захватывает карту и ударяется в бега. Причем сбегает за океан, в Англию.
Почему бывший штурман решил покинуть Новый Свет, в принципе ясно. Если Флинт много лет разбойничал на морских путях, хоть кто-то из свидетелей его разбоев наверняка уцелел. И розыскные листы с описаниями примет капитана и наиболее одиозных членов шайки могли широко разойтись по колониям. Билли Бонс, с его приметным шрамом во всю щеку, рисковать не хотел и уехал в Англию, благо деньги на переезд имелись.