— Так и есть. Клянусь.

— Согласно протоколу вскрытия пуля прошла через живот и далее через грудной отдел позвоночника, парализовав его. Это совпадает с вашими показаниями.

— Тогда почему вы говорите, что я лгу?

Мур опять выдержал паузу и, преодолев жесточайшее внутреннее сопротивление, заставил себя продолжить. Чтобы вновь сделать ей больно.

— Проблема со вторым выстрелом, — сказал он. — Он был сделан с близкого расстояния, прямо в его левый глаз. А ведь вы в это время лежали на полу.

— Должно быть, он нагнулся, тогда я и выстрелила…

— Должно быть? — повторил он.

— Я не знаю. Не помню.

— Вы не помните, как сделали второй выстрел?

— Нет. Да…

— Где правда, Кэтрин? — Он произнес это тихо, но его слова все равно больно жалили.

Она вскочила с кресла.

— Со мной нельзя так разговаривать. Не забывайте, что я — жертва.

— Я и пытаюсь уберечь вас от гибели. Для этого мне необходимо знать правду.

— Я уже сказала всю правду! А теперь, думаю, вам пора уйти. — Она подошла к двери, широко распахнула ее и опешила, издав изумленный возглас.

Прямо за дверью стоял Питер Фалко, застигнутый как раз в тот момент, когда он хотел постучать.

— С тобой все в порядке, Кэтрин? — спросил Питер.

— Все прекрасно, — выпалила она.

Взгляд Питера заметно посуровел, когда он увидел Мура.

— Это что, домогательство со стороны полиции?

— Я просто беседую с доктором Корделл, вот и все.

— Из коридора это слышится несколько иначе. — Питер перевел взгляд на Кэтрин. — Хочешь, я выставлю его отсюда?

— Я сама справлюсь.

— Ты не обязана отвечать ни на какие вопросы.

— Я хорошо это знаю, спасибо.

— Ладно. Но, если я тебе понадоблюсь, я здесь, рядом. — Питер бросил на Мура еще один угрожающий взгляд, потом развернулся и направился в свой кабинет. Из приемной на нее изумленно смотрели Хелен и бухгалтер. Разозлившись еще больше, она шумно захлопнула дверь. Какое-то мгновение она стояла там, спиной к Муру. Потом спина ее выпрямилась, и она обернулась. Даже если бы она ответила ему — сейчас или позже, вопросы все равно бы остались.

— Я ничего от вас не утаила, — сказала она. — Если даже я что-то и не рассказала, так только потому, что не помню.

— Значит, ваше заявление, сделанное для полиции Саванны, нельзя считать полностью правдивым.

— Я находилась в больнице, когда делала заявление. Детектив Сингер подсказывал мне, что случилось, помогая воссоздать картину. Я рассказала ему все, что считала правдой на тот момент.

— А теперь вы в этом не уверены.

Она покачала головой.

— Трудно сказать, какие воспоминания реальны. Я слишком многого не могу вспомнить из-за того лекарства, которое мне подсыпал Капра. Рогипнола. Раньше меня часто мучили видения. Но я не знаю какие из них считать правдой.

— У вас до сих пор бывают такие видения?

— Последнее было этой ночью. Причем впервые за несколько месяцев. Мне казалось, я уже избавилась от них. — Она подошла к окну и выглянула на улицу. Вид из окна портила нависавшая бетонная конструкция. Окна ее кабинета выходили на больничный корпус, и перед глазами рядами тянулись окна палат. Отсюда можно было украдкой заглянуть в мир больных и умирающих.

— Два года казались большим сроком, — проговорила она. — Достаточным, чтобы все забыть. Но на самом деле два года — это ничто. Ничто. После той ночи я не смогла вернуться в собственный дом. Не могла ступить туда, где все это произошло. Отец собрал мои вещи и помог переехать в другое место. Представляете, я, опытный врач-хирург, привыкший к виду крови и смерти. И при этом меня бросало в холодный пот от одной только мысли, что я переступлю порог своей спальни. Отец пытался понять меня, но он старый вояка. Он не признает слабости. Он смотрит на случившееся как на очередную рану, полученную в бою, считая, что она затянется и можно будет вернуться к привычной жизни. Он уговаривал меня повзрослеть и справиться с этим. — Она покачала головой и рассмеялась. — «Справиться». Как будто это так легко. Он даже не представлял себе, насколько мне тяжело вообще выходить утром на улицу. Идти к своей машине. На виду у всех. Вскоре я перестала говорить с ним на эту тему, зная, что он презирает мою слабость. Я месяцами не звонила ему…

Кэтрин перевела дыхание и заставила себя продолжить:

— Прошло два года, прежде чем мне наконец удалось взять себя в руки и зажить нормальной жизнью, расслабиться, чтобы уже не шарахаться от каждого куста. Я вернулась к жизни. — Она смахнула что-то невидимое с глаз. Скорее всего, это были слезы. Голос ее опустился до шепота. — А сейчас я вновь утратила ее…

Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться, и стояла, обхватив себя руками, впиваясь пальцами в рукава халата. Мур поднялся со стула и подошел к ней. Встал у нее за спиной, думая о том, что будет, если он прикоснется к ней. Отстранится ли она? Не оскорбит ли ее одно лишь прикосновение мужской руки? Он беспомощно смотрел на то, как она в одиночку борется с собой, и ему казалось, что она вот-вот рассыплется у него на глазах.

Мур нежно тронул ее за плечо. Она не поморщилась, не отстранилась. Он повернул ее к себе, обнял и прижал к груди. Глубина ее боли потрясла его. Он чувствовал, как вибрирует ее тело. Хотя она не издавала ни звука, он слышал ее судорожное дыхание, сдавленные всхлипы. Он прижался губами к ее волосам. Он уже не мог сдерживаться; ее беззащитность пробудила в нем желание. Взяв ее лицо в ладони, он поцеловал ее в лоб, в брови.

Она замерла в его объятиях, и он подумал: «Я переступил грань». И тут же выпустил ее.

— Извините, — сказал он. — Этого нельзя было делать.

— Да, наверное.

— Вы сможете забыть о том, что это было?

— А вы? — тихо спросила она.

— Да. — Он выпрямился. И произнес это снова, уже твердым голосом, словно пытаясь убедить самого себя. — Да.

Кэтрин посмотрела на его руку, и он сразу догадался, что привлекло ее внимание. Обручальное кольцо.

— Надеюсь, ради своей жены вы сможете забыть это, — произнесла она. Ее слова призваны были пробудить в нем чувство вины; так оно и произошло.

Он взглянул на свое кольцо — скромное золотое кольцо, которое он носил так давно, что оно, казалось, уже вросло в палец.

— Ее звали Мэри, — сказал он. Нетрудно было догадаться, о чем подумала Кэтрин: он предает свою жену. И у него возникло отчаянное желание объясниться, реабилитировать себя в ее глазах. — Это случилось два года назад. Кровоизлияние в мозг. Оно не убило ее, вернее, убило не сразу. В течение шести месяцев я все надеялся, ждал, что она очнется… — Он покачал головой. — Хроническое вегетативное состояние, как назвали это врачи. Господи, как же я возненавидел это слово: «вегетативное». Как будто она была растением или деревом. Это казалось насмешкой над той женщиной, какой она была когда-то. К тому времени, когда она умерла, я с трудом узнавал ее. В ней не осталось ничего от прежней Мэри.