Арэнк замолчал ненадолго, сжимая рукой свой свёрток, затем снова поднял глаза на Аламеду.

– Всю ночь я сражался за собственную жизнь, тщетно пытаясь отыскать мать, отца и сестёр, спасти хоть кого-нибудь из соплеменников. Вода истерзала моё тело, как свирепый хищник, и я уже думал, что не доживу до рассвета. Но он настал. Слабое свечение на горизонте успокоило бурю и озарило то, что осталось от моей земли. Повсюду плавали обломки прежнего мира: вещи, тела людей. До самого восхода солнца в зенит я искал выживших, пока не понял, что их нет. Под водой мне посчастливилось найти чудом уцелевшую тростниковую лодку и поднять её со дна. Я грёб над местом, которое ещё накануне было моей землёй, и вдруг увидел на воде рогожное одеяло, зацепившееся за обломок какой-то хижины. Его вышивала моя мать, и под ним всегда спали втроём мои юные сёстры. Теперь же оно одиноко покачивалось на волнах, а девочек не было и следа. Поверь мне, Аламеда, я редко роняю слёзы, но в тот миг я не смог их сдержать, они сами текли из глаз, не подчиняясь моей воле. Я подобрал одеяло, отжал и бросил в лодку. Высохнув на солнце, оно ещё много ночей служило мне защитой от ветров, поднимающихся над Большой Водой.

– Я помню это одеяло, оно было в твоей хижине. В тот вечер ты впустил нас с Нитой и Муной заночевать там, – сказала Аламеда.

– Когда я увидел вас троих, то представил себе своих сестёр. Если бы они были живы, то превратились бы уже в таких же красивых девушек…

– Мне очень жаль, – проронила Аламеда, не найдя, что ещё добавить. Она, как никто другой, понимала – никакие слова не способны исцелить раненую душу.

– Не знаю, зачем я остался тогда в живых, – сказал Арэнк. – Мне помогло одно лишь чудо. Я поклялся отцу найти Водные Врата и спасти мой народ, пусть из всех и остался только я. Теперь у меня появилось новое племя, которое верит мне, и это единственное, что побуждает жить дальше и надеяться на спасение. Я пообещал себе построить крепкое судно и отыскать проход в новый мир, во что бы то ни стало. А предел моих мечтаний – войти в Водные Врата рука об руку с тобой, Аламеда. Посмотри, – с этими словами Арэнк достал из свёртка белую, шитую бисером и ракушкой ленту. – Это свадебный пояс, его шила моя мать…

Услышав слова Арэнка, Аламеда вся сжалась внутри. Сердце будто обросло острыми шипами. Нет, нет, не говори мне этого, мысленно повторяла она, но он сказал.

– По нашей традиции, мать шьёт такой пояс ко дню посвящения сына в мужчины, и он хранит его у себя, пока не встретит свою избранницу, которая позже перевяжет им платье в день свадьбы. Я хочу, чтобы однажды ты надела его, Аламеда. Ты ведь уже поняла, я свой выбор сделал, и буду ждать твой.

– Я не… нет… почему я?.. – кровь хлынула к лицу, Аламеда вдруг вспомнила, как мать Роутэга повязывала на ней похожий пояс, а она сама вышивала собственное свадебное платье, красное, словно огонь костра, с белыми полосами. Наверняка, её настоящее тело похоронили именно в этих вещах, бок о бок с Роутэгом… – Я не могу… не проси…

Внезапно Аламеда услышала над собой посторонний мужской голос:

– Не отказывай ему. Подумай, ты ведь можешь начать всё сначала.

От удивления она вскинула голову. В двух шагах от них сидел на камнях тот самый человек из её снов. Доктор… Всё в той же странной, подвёрнутой на руках и ногах одежде. Но он больше не был размытым видением или сном. Вот же он, во плоти и крови… Аламеда перевела ошарашенный взгляд на Арэнка: видит ли он? Но тот не замечал и не слышал незнакомца.

– Я не настаиваю, тебе нужно время подумать… – проговорил Арэнк, смотря ей в глаза и пытаясь отыскать в них причину смятения.

– Я не могу… прости… – пролепетала Аламеда и, поднявшись, попятилась назад, прочь, чтобы скрыться и от ожившего видения, и от пытливого взгляда Арэнка.

– Постой. Но почему? – он попытался остановить её.

Она бросилась бежать через лес, в противоположную от поселения сторону, внезапно наткнулась на Муну, но даже не заметила её. Аламеда неслась куда глаза глядят, пытаясь сквозь пелену слёз и страха различить дорогу. Она бежала долго, пока не добралась до незнакомой окраины холма. Кажется, это была его южная оконечность. Здесь Аламеде не доводилось ходить прежде. Она спустилась к берегу, ступила в воду и пошла вброд, пока не достигла переплетённых кронами мангров. Аламеда взобралась на стелющиеся над топями корни и долго карабкалась по ним, чтобы уйти как можно дальше. Только здесь, в сердце водной чащи, вдалеке от всех, у неё получилось наконец слегка перевести дыхание. Она растянулась на сплетённых корнях и устремила взгляд в небо.

– Аламеда, – вдруг раздался над ней прежний голос, – я не оставлю тебя в покое, пока ты не оставишь Лиз. Бесполезно убегать от меня.

Она тут же вскочила и шарахнулась от видения. Доктор снова был рядом с ней, на расстоянии шага.

– Уйди! – проревела она голосом раненого зверя.

– Нет. Пока ты не откажешься от мести. Роутэг умер, этого не должно было случиться, но что произошло, то произошло, никто не в силах изменить прошлого. Судьба даёт тебе новую возможность. Тот мужчина влюблён в тебя, Аламеда. Почему ты не примешь его?

Аламеда рассмеялась Доктору в лицо, но из глаз текли горькие слёзы.

– Ты вздумал копаться своими белыми руками в моих чувствах? Учить меня, что делать? – набросилась она. – Так и я скажу то же: судьба и тебе даст когда-нибудь другую возможность, и ты забудешь Лиз… Смирись, ты не спасёшь её, Доктор.

Мужчина потупил взгляд и устало опёрся спиной о ствол дерева.

– Ошибаешься, я спасу её, найду способ. Теперь я знаю, что могу приходить сюда, когда захочу. Я заставлю тебя отказаться от мести, чего бы мне это не стоило.

– Ты не понимаешь, – прошипела Аламеда, подойдя к нему вплотную, но если бы кто-то видел её в ту минуту, то решил бы, что она говорит с деревом. – Даже если я откажусь от мести, в Лиз заключена часть моей души, и она останется там до тех пор, пока я не умру. Даже любовь к Арэнку не извлечёт тот осколок из её сердца, да и моё не исцелит. Месть – это всё, что мне осталось, и я доведу её до конца…

– Значит, я найду способ убить тебя, – проговорил невозмутимым голосом Доктор, ещё раз пристально посмотрел на Аламеду и пошёл прочь, постепенно растворяясь в туманной дымке, стелящейся над топями.

Ещё долго Аламеда смотрела в подёрнутую белесой дымкой даль мангровой чащи, куда ушёл Доктор. Он пообещал убить её. Пусть попробует… Избавиться от мёртвой будет не так уж и просто…

Она снова растянулась на настиле из сплетённых мангровых корней, устремив взгляд в небо, и представила себя лежащей в одной могиле с Роутэгом, облачённой в своё красное свадебное платье и белый, вышитый речным жемчугом пояс. Как было бы хорошо, если бы они с женихом могли стать лесными духами и никогда не разлучаться. Аламеда вздохнула глубоко, до боли в груди, и беззвучно зарыдала.

Плача, она вспоминала тот день, когда Роутэг впервые признался ей в любви. Они сидели вдвоём у подножия многоступенчатого водопада и с наслаждением слушали его волнующую музыку.