class="p1">… что-то болезненно врезается в спину, но я оторвался, и, выскочив из дворов, перебежав в неположенном месте улицу, снова нырнул во дворы, и уже оттуда выскочил на автобусную остановку.

Вскочив на первый же подъехавший, не глядя на номер, оплатил за проезд.

' — Чёрт… — трогаю ноющее ухо, — зацепил всё-таки! Даже кровит…'

Мозг ещё там, ещё генерирует адреналин… но потихонечку, за несколько остановок, я сдуваюсь и начинаю нормально соображать.

Выйдя из автобуса, не сразу сориентировался, а где же, собственно, я нахожусь?

— Домой на метро проще, — решаю я, направляя ход ноги к ближайшей станции. По пути, сожрав (растущий организм!) пирожок, прихожу к выводу, что мне, собственно, повезло!

Не знаю, как тот, мясистый, но двое его товарищей, судя по всему, на больничном, регбист уж точно! Ну, если судить по перевязанной руке… потому, наверное, и не смог меня удержать.

… зато все мысли о сумасшедшем доме, самоубийстве, советских партийных вождях и тусклой действительности — как веником вымело! Нет, и возвращаться не хотят!

— Это что же… — дожёвываю пирожок и выкидываю в урну серую бумажку, — мне вот этого не хватало, чтобы нормально себя чувствовать? Адреналина⁈

Съеденный пирожок канул в реакторе желудка, расщепившись на молекулы, и чёрная дыра внутри меня, знакомая каждому растущему подростку, потянула за ниточки нервов, сигнализируя межушному ганглию о том, что её, дыру, пора кормить!

— А не купить ли благородному дону ещё один пирожок у уличной торговки? — задумался я, и какой-то немолодой прохожий, дико покосившись, прибавил шаг, огибая меня и на ходу поправляя старенькую кепку, прикрывающую лысеющую голову.

— А лучше — два! — свирепо облизнувшись, решаю я, перебирая в кармане мелочь, — Или всё-таки три?

Наличие собственных денег, и весьма притом немалых, заработанных вместе с родителями на шабашке в вологодском колхозе, не то чтобы жгут карман, но чёрт подери, приятно! Я, просто в силу возраста, дееспособен в весьма узких рамках, и такие вот мелочи, как возможность самому, на свои деньги, купить квасу или пирожок, помогают не скатится в вовсе уж чёрную меланхолию.

Уже направив было шаги в сторону тележки, вспомнил, что мама просила подойти к обеду, а на наручных часах сейчас… да, ближе к двенадцати.

— Да, не стоит… — облизываю глазами тележку и провожаю печальным взглядом пирожок, который упитанная молодка протянула парню студенческого вида. Тот, не отходя, впился в него зубами, я пошёл дальше, вздыхая по упущенным вкусностям. Но мама… она наверняка принесёт с собой что-то вкусное…

— А, ладно! — ещё раз глянув на часы, ускоряю шаг, и только сейчас соображаю, что «к обеду», понятие довольно-таки растяжимое. Но…

Кошусь ещё раз на тележку.

… всё-таки нет!

Прибавив шаг, на ходу фантазирую о том, что принесёт мама, перебирая мысленно котлеты из «Кулинарии», готовые обеды из столовой, или может быть, простецкие бутерброды с маслом, сыром и колбасой на ещё горячем «Бородинском», а потом, с чаем какую-нибудь плюшку… С вареньем!

Привычно задержав дыхание, ныряю в подъезд, и…

— Хули вылупился⁈ — не отпуская стену, повернулся ко мне нетрезвого вида молодой пролетарий, продолжая ссать на стену, — Удод!

— Да бля… — и на этом матерном выдохе носком ботинка бью его сзади по внутренней стороне бедра. Не, ну а как тут… идёшь, мечтаешь себе о вкусном, и на тебе — ссыкун! Да ещё и, мать его, наглый!

— С-су… — начал высказываться вредитель, сжав в кулаке хозяйство и пытаясь развернуться.

На тебе и по второй ноге… а потом, коротко стукнув по челюсти, чтоб не матерился, схватил его за ворот грязного, невесть где замаранного болоньевого плаща, накрутил на кулак, и выкинул на улицу как есть — с приспущенными штанами, сдавленно матерящегося, и, кажется, продолжающего ссать.

— Хам! — взвизгнула очень полная немолодая дама, врезав увесистой сумочкой вывалившемуся ей под ноги подъездному террористу.

— Сука… — отчетливо ответил ссыкун, и получил по башке ещё два раза, после чего женщина, полная негодования и нерастраченной любви, пошла дальше, давя каблучками летний асфальт и воинственно размахивая сумочкой, в которой (не удивлюсь!) лежит полный борщевой набор.

— Я тебя… — завозившись, ссыкун, прикрытый разметавшимися полами плаща, начал натягивать штаны, обещая мне что-то невнятное, но несомненно карательное.

— Как вам не стыдно, молодой человек! — вмешалась в конфликт ещё одна дама, несколько менее полная и более молодая, — В то время, когда…

— Ин на… — послал её пьяница, водружаясь наконец на неверные ноги.

— На хуй, — решил уточнить он после короткого раздумья, и начала разгораться безобразная свара, с привлечением общественности и просьб вызвать милицию. Обо мне уже забыли… да и чёрт с ними!

Оглянувшись, ныряю в подъезд и сдавленно ругаюсь, обходя лужу и забегая на второй этаж.

— Где же… — хлопаю себя по карманам и понимаю, что забыл ключ.

На всякий случай, не слишком веря в это, шарю под ковриком входной двери, и…

— Надо же, — неверяще качаю головой, — как это вообще сочетается? С одной стороны — ключ под ковриком, с другой — кастрюли на замках…

Открыв дверь, кладу ключ обратно под грязный коврик и захожу, здороваясь с выглянувшей из своей комнаты любопытной бабкой, наблюдающей за мной с приоткрытым ртом.

' — А, вот оно что… — понял я кусочек советской коммунальной действительности, — какие, к чёрту, воры, когда в квартире постоянно кто-то есть! Проще положить ключ под дверь, чтобы забывчивые и рассеянные не тревожили всех соседей, лупася в дверь кулаками или трезвоня в дверной звонок.'

— Занято! — раздражённо отозвался сварливый мужской голос из-за туалетной двери.

— Да я уже минут десять жду, Пал Игнатьич, — сообщаю я, — мне б умыться!

— Дай во благе посидеть, будь человеком! — отозвался тот одновременно просительно и сварливо, — Или тебе край как приспичило?

— Да нет… — пожимаю плечами, забыв, что собеседник не видит меня, — умыться просто.

— Ну и иди на кухню! — отозвался Пал Игнатьич, сопроводив свои слова мощным звуковым эффектом.

На кухне, будто отзываясь, кто-то начал шумно отхаркиваться и отплёвываться. Поморщившись, пожимаю плечами… а что тут поделать?

— Ма-ам… ну м-ам… — услышал я детский голосок, уже когда закончил умываться, — сделай яичко!

— Да идём, идём… горе ты моё луковое! — ответил женский голос, и в кухню вошла мадам Жеребцова с наследником, дружески кивнув мне.

— Играете? — глазами показываю на большой, но несколько потрёпанный и я бы даже сказал — засаленный зонтик, который женщина принесла с собой.

— А? Да… весь день от меня прячется, — несколько невпопад ответила та, зажигая конфорку и ставя сковородку. Масло и яйца, что характерно, она принесла с собой, и помня о замках на крышках кастрюль, я этому ничуть не удивлён…