– Это уже не имеет значения, – произнес Макферсон. – Я просто хочу, чтобы все поскорей закончилось, – он прочитал записку, затем поднялся из-за стола. – Извините, я в туалет, – он развернулся и направился к туалетным указателям в конце бара.

– Напуганный кролик, – сказал Зэкери. – А может, и наоборот, – он придвинулся к Рикеру. – Вот будет номер, если это просто игра. Вдруг он и окажется Косарем?

– Ну конечно, – внимание Рикера было сосредоточено на слепом за стойкой и Макферсоне, который в нерешительности стоял у телефона, очевидно, убеждая себя в необходимости позвонить в ФБР.

Англичанин продолжал болтать, наслаждаясь звуком собственного голоса.

– Нет, он все-таки не настолько умен, чтобы замочить всех этих присяжных и не попасться. А потом еще этот агент в Чикаго. Ты знал, что он тоже занимается делом Косаря? В газетах об этом не упоминалось. Полиция Чикаго отказывалась от комментариев. Но ты помнишь, ведь один из моих фанатов работает в морге.

Неожиданно слепой обернулся и посмотрел на Рикера, но тут же отвернулся и стал считать сдачу, которую ему дал бармен. Не слепой? Липовый попрошайка в полицейском баре?

Глядя мимо Зэкери, в окно, Рикер неторопливо потягивал виски. Уже минут десять радиоведущий упоенно рассказывал ему свои безумные теории о Косаре, Рикер не перебивал, он хотел дать Макферсону время уйти.

Наконец Зэкери встрепенулся.

– Да что там с ним случилось? Может, вены себе режет в туалете?

– Он уже давно ушел, – сказал Рикер, хотя всего минута прошла с того момента, как белый автомобиль Аргуса забрал присяжного у выхода из бара.

– Он сбежал? Ты так просто дал ему уйти?

Рикер закатил глаза к потолку:

– Я больше не полицейский…

– Да знаю я, – перебил Зэкери. – Но если он умрет сегодня ночью, это будет на твоей совести.

Нет, хотя бы эту ночь Макферсон переживет. Федералы больше не могли позволить себе промахов в деле Косаря. Тем более от Рикера сейчас было мало толку – он не смог бы защитить и себя. Какого черта носить оружие, если от одного звука выстрела у него останавливалось сердце? Еще одно доказательство, что с карьерой копа покончено.

– Может, это тебе нужна защита? – Рикер рванул молнию на оранжевой спецовке Зэкери и обнаружил под курткой бронежилет получше, чем они использовали в полиции. – На твоем месте я не стал бы так слепо доверять такой экипировке. В следующий раз этот бедняга применит боевые патроны и выстрелит в голову.

– Вряд ли. Ты же его видел, – сказал Зэкери, не обратив внимания на сломанную молнию. – Он абсолютно безобиден. Но я по-прежнему думаю, что Косарь – это кто-то из присяжных. И вероятнее всего, старшина присяжных, горбунья.

– Джоанна Аполло? – Нет, это было невозможно. Рикер закрыл глаза. Просто сон, страшный сон. Если бы Джо была среди присяжных на процессе Зэкери, Мэллори бы…

– Ты что, правда, не знал?

Рикер открыл глаза. Он был совершенно подавлен. Зэкери придвинулся ближе.

– А что, очень подходит, – улыбнулся Зэкери. – Из нее отличный подозреваемый. Только подумай, Рикер – единогласный оправдательный вердикт. Неужели присяжные действительно настолько глупы, или кто-то на них повлиял? Только психоаналитик мог такое сделать – все голоса вдруг в мою пользу. Вот почему я потом каждый день посылал ей красные розы на протяжении месяца. Я подумал, что она одна из моих поклонниц.

– Заткнись, псих.

Что еще Мэллори скрыла от него? Только пожелав, чтобы она оказалась на расстоянии вытянутой руки, чтобы он мог собственными руками ее задушить, Рикер увидел высокую блондинку в глубине бара. Все ее внимание было сосредоточено на псевдослепом в рыжем парике. Мэллори соскользнула со стула и последовала за ним из бара. А Рикеру еще предстояло благополучно доставить Иэна Зэкери домой.

Псевдослепой привык к тому, что его преследуют. Мэллори поняла это, сменив вместе с ним три поезда и следуя за ним в соседнем вагоне. Иногда в толпе его яркий рыжий парик исчезал, но потом появлялся снова. Наконец выйдя на станции «Гранд-Сентрал-Терминал», почти безлюдной в этот час, он исчез в мужском туалете, что показалось Мэллори очень подозрительным. Это общественное место слыло известной грязной дырой, куда не брезговали зайти лишь бродяги, но этот парень был явно не из их числа. Его дорогое темное пальто говорило само за себя, хоть он и нацепил парик из дешевого нейлона, слишком неестественного рыжего цвета. Должно быть, он хотел, чтобы его заметили. Но зачем?

Мэллори терпеливо ждала, наблюдая за дверью в туалет. Прежде чем выйти, он наверняка переоденется и снимет свой глупый парик.

Прошло десять минут, потом еще десять. За это время лишь один человек вышел из туалета, но это был не тот, кого ждала Мэллори. Она была уверена, что седой старик, весь в морщинах и печеночных пятнах, не мог быть тем самым псевдослепым молодым человеком в рыжем парике.

Не желая признавать, что какой-то жалкий дилетант в нелепом парике обвел ее вокруг пальца, Мэллори сама решила проверить туалет. Одну за одной она открыла все дверцы, иногда наталкиваясь на воняющих мочой, спящих бродяг с изможденными лицами. Слепого нигде не было. Как же она пропустила? Разозлившись, Мэллори перевернула мусорную корзину, но не нашла там ни рыжего парика, ни белой трости. Здесь был только один вход, соответственно и один выход. Молодой человек вошел сюда и испарился.

Мэллори решила не рассказывать о своем унизительном промахе Рикеру.

– Да, Виктор, я уверен, что эта женщина из полиции, – произнес пожилой адвокат, вешая на спинку стула свое темное пальто, из складок которого выпала белая трость. Его собеседник вздрогнул. В последнее время Виктор Пэтчок вздрагивал от малейшего шороха. Поскольку молодой человек продолжал хранить молчание, старик заговорил снова:

– Она преследовала меня до самой двери туалета. Преследовала рыжий парик. Похвальный план, мой мальчик, – наконец-то он оценил эксцентричную логику беглеца, намеренно привлекающего к себе внимание.

Адвокат подошел к единственному незанавешенному окну и выглянул на улицу. Восточный район был в принципе неплохим местом обитания, но жить в такой крошечной темной комнатушке… На любые предложения подыскать что-нибудь получше Виктор отвечал категорическим отказом. Молодой человек сделал комнату еще менее уютной, выломав двери в туалет и ванную и избавившись от громоздкой мебели: за ней мог кто-то прятаться. Со своего места около окна адвокату была видна ванная и бритва на краю раковины. Виктор всегда имел мальчишескую внешность, но теперь, побрившись наголо, он и вовсе стал похож на ребенка, если бы только ребенок умел презрительно улыбаться и сходить с ума от злости.

– Уже поздно. Мне нужно отдохнуть, – престарелый адвокат снял с вешалки пальто из верблюжьей шерсти. Ему понравилась сегодняшняя гонка и симпатичная блондинка, которая его преследовала. Он вспомнил молодые годы и проникся еще большим сочувствием к молодому человеку, ведь тот не мог вернуться домой. Но и у сочувствия бывает предел.