Я себе коньяку рюмку — буль-буль-буль, книжку «Гинекологическая эндокринология» — хвать, пульт — тык, в койку прыг! И балдею.

По телевизору в какой-то Святой Барбаре про сиси каждые пять минут вопят, я себе в книжке про писи и гипофиз читаю, коньячок потягиваю. Чуть не забыла — в гинекологической дежурке МОЖНО БЫЛО КУРИТЬ!!! «Всё, — думаю, — я померла и в раю, минуя святого Петра. По блату!» Про гипофиз читать — оно круче всякого снотворного. Да и отвыкла потому что. Я ж последнее время в том «давным-давне» ничего, кроме МКБ-10, историй родов, их же журналов, операционных протоколов, рецензий и жалоб на себя любимую от коллектива и пациенток не читала. А тут — «гипоталамус», «гипофиз», «тропные гормоны» — музыка сфер! Ноктюрн! Колыбельная… Я и уснула. А тут телефон звонит. Я сразу поняла, что святой Петр очухался и сейчас дело заведёт за несвоевременную оплату райских коммунальных счетов!

Угадала! Приёмное: «К нам просим!»

Я так оглядела коечку, коньячок, сиси в телевизоре, книгу и говорю:

— Если вам бабушку от дедушки отличить или другую какую запись — я интерна пришлю. Если апоплексия яичника с деньгами — зовите дежурного хирурга: он сын начмеда по терапии, его не вздуют.

— Нет, — отвечают. — Ты иди. Тут тётку подруга привезла. Из тётки кровища льёт из причинного места, а она нас всех властно на хер посылает. «С одним, — говорит, — дело иметь буду! С гинекологом, а вы вон пошли все!»

— Так на фиг её! Правила ей озвучьте про закон и порядок и должностные обязанности доктора приёмного. — Мнутся по ту сторону изобретения Белла.

«Ну, — думаю, — понятно. Денег дали. А я что, не человек? Пойду, что ли, на взятку св. Петру или там на помаду нарукотворничаю». И пошла.

Тётка вся такая — раскудрить её в качель через медный купорос. Упакованная, как реклама бутика на Пятой авеню. И перегаром вискарно-коньячным прёт. Свежим таким. И стесняется так… нагло. Я особо вопросов задавать не стала — на кресло уложила, в зеркала смотрю. А там — э-э-э… такая скальпированная рана задней стенки влагалища. И кто её знает — с прободением али без. Какой там зонд. Ей туда два пальца не засунешь — так орёт. К тому же эти «гинекологические» влагалища ой как от «акушерских» отличаются.

А на вопросы, по ходу, она не отвечает. Фамилию сказала. Возраст там. И — молчок! Надменно смотрит свысока, как партизан на допросе.

Я анестезиолога позвала. Так, больше для форсу. И хирурга — а фигли мне одной не спать. И уролога — на всякий случай. «Конвульсиум» у нас. Анестезиолог ей «сыворотку правды» ввёл аэрозольно — чтобы мы «недра» без помех изучили, — она и выдала историю.

Муж у неё давно в загранице. А ей надо. И у неё вибратор. Она днём с мужем по телефону поругалась за что-то там. Одна-одинёшенька в дым набралась, и захотелось ей любви и особенно ласки так, что аж глаза на лоб. Она и вставила себе изобретение человеколюбов для одиноких дам. И уснула. Я уж не знаю, что там за мегамодель была и какой в них «дюрасел» стоял, только проснулась она от жуткой боли. Хвать рефлекторно пальцами — да как испугается, да как заорёт! Пальцы-то окровавленные. И больно. В «Скорую» ей звонить стыдно было — она подруге.

Спасли, конечно. Куда деваться? Кодекс Айболита.

Так вот, дорогие дамы. Или пьянка — или секс. А если и то и другое, то не в дым или с живым, поступательно уменьшающимся по мере вашего засыпания penis vulgaris.

Всем крепкого психического и полового здоровья.

Прощай, Америка, о-о-о!

Где я не буду никогда…

Давным-давно, когда я была тонка, как стебелёк, непосильный труд во имя всяких общечеловеческих и собственных благ пригибал меня к земле. А на земле стояли корпуса родной многопрофильной больницы. Откуда — в помощь творческим натурам и прочим ленящимся — проистекали живительные ручейки вдохновения, которые, сливаясь, превращались в могучий поток и, наконец, низвергались водопадом креатива на ни в чём не повинные головы разных людей. К примеру, американцев. Не мучили мы себя тогда спиртным, созидая шутку. Не скуривали блоки сигарет на малюсенькой кухоньке, страдальчески извергая из себя остроту. Не ловили жадно мыслишку малую, рождённую в вихре мозгового штурма. Всё было естественно, как любовь, и уместно, как сама жизнь.

В общем, шутки шутками, а воспоминания между тем болезненные. Потому что те самые американцы, что поверили в послеродовое закаливание, они в наших северных широтах целых две недели провели. То есть четырнадцать дней. Или триста тридцать шесть часов. Дальше сами умножайте, а то мне страшно становится.

И всё это время мы должны были за ними присматривать. Американцы — они же как дети — доверчивы и неразумны. То к женщинам с расспросами пристают, мол, как тут и что? «Вери гуд» или «ту бэд»? Тубедрум у нас палаты или же казематы какие хмурые?

Ну, дух потёмкинских деревень, слава светлейшему, у нас в ДНК. И у беременных — сплошной квасной патриотизм по варикозно расширенным венам течёт. Потому как сама она — отечественная беременная — доктора послать может туда, не знаю куда, и он там ещё долго будет искать то, никто не знает что. Или с товарками и мамой обсудить родимое родовспомогательное учреждение на всю Ивановскую — это вообще хлебом не корми. Но перед супостатом поганым не осрамит российская беременная земли Русской. Так нахваливать будет, что у того челюсти от сиропа склеятся. А если ещё и русский язык не в диковинку… Но мы всё корректно переводили — мол, «вери гуд и coy найс, вашбродь».

Если честно, на переводчика профессионального деньги полагались. И немалые. Но начмед их в фонд бомжей сразу экспроприировала, а переводчиками, охранниками, гидами и ответственными за всё про всё нас поставила — вашу покорную слугу и ещё одну даму, ассистента кафедры акушерства и гинекологии. Строго-настрого приказав с американцев глазу не спускать, не пущать, куда не следует, но всё это нежно и от всей души. То есть представляете, как нам хорошо-то было все эти три тысячи девятьсот шестьдесят секунд? Боюсь, что даже представить не можете.

Потому что музеи и театры, матрёшки и Арбаты — это прекрасно. Женская консультация и палаты патологии тоже подкрашены, и окна металлопластиковые моющимися жалюзи завешены. С беременными и роженицами хоть в разведку иди — не подведут. Но то ли наши американцы совсем не от мира сего оказались, то ли боженька палёной хлебнул и чавой-то там со звёздными светофорами попутал. Но… захотели американцы кесарево сделать. Мастер-класс, типа, продемонстрировать в порядке обмена. Вот вынь им и положь русский скальпель об чью-то невинную душу!

Заперлись начмед и высший командный состав в кабинете совет держать. Начмед-то, к чести её, против таких экзерсисов была и аргументы вменяемые главврачу больницы приводила:

— Иван! Ты в своём уме?! Где это видано, чтобы они тут оперировали, а? Вот ты в Америке был? Был. И не раз ещё будешь, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы были живы и здоровы все держатели фондов и прочих закромов. И что? Тебя там дальше предбанника операционной пустили? То-то же! И то — посмотреть. Они тут напортачат, а отвечать кому? Нет, ну где ты такой цирк видал?