Ралд обнаружился на маленькой кухоньке, служившей также и столовой. Он был трезв, как почтовый стриж у него на плече, и бледен, как пустынная пыль. Ралд не плакал, хоть и взял себе эту привычку после потери глаза, но Андра была готова поклясться, что только что всемирным чутьем услышала его нескончаемый вопль.

– Всё, – прошептал он, увидев, что вошла Андра. – Они всё, он уничтожил. Всё.

Переводчик беззвучно растворился в коридоре, чтобы им не мешать. Андра подошла к столу и положила на дерево худые кисти.

– Ралд, – сказала она. – Расскажи, что случилось.

В Найцесе не было сил ей рассказать, хотя он не был трусом и слабаком. Но он лишился глаза, он видел смерть и дотронулся до всемирной гнили. Сжимая всемирным контролем его нервы, Андра приглаживала мысли следователя, и через минуту Найцес перестал трястись. Он рассказывал.

* * *

Андра судорожно перебирала складки юбки, от напряжения в ногах она не могла присесть, хотя врач уговаривал. Вздохнув, душевник смирился с тем, что госпожа Министр на взводе – в конце концов, имеет на это полное нравственное право. Врач вздохнул и расставил пальцы веером на больничной карточке «Д.Парцеса, ш. – сл. пол. Конф-и (одерж.??)».

– Я не люблю такого говорить, госпожа Реа, но я не знаю.

– Вы… – Андра чувствовала, как дергается ее горло. – Бенидора Недеа говорила с вами, и вы…

– Бенидора Недеа? – врач нахмурился. – Впервые о такой слышу, если честно.

– Она приходила к вам. Молодая, высокая рыжеволосая женщина в пенсне, за ухом мундштук…

– Звучит как некто весьма примечательная, госпожа Реа. Такую женщину я б обязательно запомнил, реши она поговорить со мной после того, как навестит Дитра Парцеса.

Андра продолжала:

– Бенидора сказала его жене и коллеге, что вы утверждаете, будто у Дитра нечто сходное с одержимостью демонами…

– Я действительно так считаю. Однако дело в том, что свои подозрения уважаемому мной шеф-следователю я не озвучивал, чтобы не беспокоить человека, душу которого истязает темная зараза. Здесь, – он постучал пальцем по бумаге карточки, – я все расписал. Могу вам зачитать.

Андра кивнула. Врач стал читать:

– Дитр Парцес, тридцать пять лет, женат, детей нет. В анамнезе душевных заболеваний или уродств не найдено. Поступил в душевный покой после инцидента с коллегой Р. Найцесом, в результате которого последний получил серьезную травму и лишился глаза в результате применения всемирной силы темного порядка. Из ряда объективных причин и экспертизы почетных знатоков всемирной теории – здесь список, я его пропущу – заключили, что Парцес не мог выжечь человеку глаз даже по злобе. Парцес рассказал о приступах, которые начали преследовать его с дня третьего слушания по делу Р. Крусты. Ранее тревожных симптомов он не наблюдал. Начальство и близкие отзываются о пациенте как о человеке с сильной душой, не склонной к злокачественным изъянам даже в травмирующих случаях, связанных с работой полицейского. После столкновения с Р. Ребусом (душевное уродство гнилостного типа) Парцес также не демонстрировал болезненного состояния. Из этого можно заключить, что зараза пребывала в инкубационной фазе, и катализатором стал процесс над Р. Крустой, которую Р. Ребус особенно выделял среди прочих. Парцес жаловался на приступы телесного помутнения с явными всемирными признаками («вонючие мысли», «ощущение паразита» и пр.), на ночные кошмары и подобия ложных видений (отражение лица Р. Ребуса в зеркале вместо собственного отражения Парцеса). В случае с Р. Найцесом он не смог вовремя «проконтролировать» темного паразита, который «пообещал дать Найцесу в глаз вместо него». Изрядную часть времени душа Парцеса остается достаточно сильна для сдерживания «паразита».

– Паразита, – монотонно повторила Андра.

– Я не могу писать «одержимость» или «демон», – возразил душевник, – потому что это некорректные термины. В случае одержимости демонами даже кочевники знают, как обеззаразить такой орган, как душа. Но здесь… – врач почесал затылок, – если б я умел оперировать душу, я бы это сделал. Видите ли, данный орган не особо постижим обычными телесными методами, он слишком тонкий и слишком просторный.

– Бенидора сказала, что вылечить это может только тот, кто это ему устроил, – она чувствовала, как слабеет ее голос.

Врач снова кивнул.

– Да, опять же да, я так считаю. Но я не говорил ничего даме, про которую вы рассказали. И я не делал таких записей – как и об «одержимости». Видите ли… здесь имеет место что-то вроде тени. Это не душа (душа имеет телесную суть), а нечто всемирное, посмертное, нечто, что зиждется на очень сложном и сильном чувстве. Вероятно, вы меня засмеете, но подобные случаи уже бывали.

– Да? – тупо откликнулась Андра. Она не знала, над чем смеяться.

– Но люди излечивались от них сами. Это называлось «преследованием», но имело совершенно противоположную суть. Люди, которые не хотели терять близких, которые в свою очередь не хотели от них уходить, срастались с ними на всемирном уровне. Тень умершего воплощалась в нечто вполне себе видимое, если даже не осязаемое. Тень приходила во снах к живому любимому, истощала его силы ностальгическим горем. Кто-то не выдерживал и сводил счеты с телесным, но более сильные люди могли направить свою любовь в светлую память. Таким образом они отпускали почивших, помогали им раствориться во всемирном посмертии, дабы вечными скорбью и светом были они среди живых, одушевляя мир телесный, или как там это звучит, – врач не смотрел на Андру, он задумался и словно разговаривал сам с собой. Андра была не против. – Из такого можно заключить, что любовь могли оборвать или трансформировать – а здесь скорее последнее – только те, кто ею и заразился. Но у нас другой случай, потому что не Дитр Парцес подселил к себе гнилую тень, она сама прилипла к нему благодаря всемирной силе эмоций Ребуса – или что там у него вместо них было.

– У нас другой случай, – нашлась что возразить Андра, – потому что здесь у нас явно не любовь.

– Верно. Здесь у нас ненависть.

Дитр читал, когда ее к нему пустили. Он поднял голову от папки с бумагами, и Андра увидела, насколько он осунулся и похудел. Острый спазм жалости пронзил ее от пяток до позвоночника, и женщина дернулась и издала неподобающий Министру писк.

– Я вас оставлю, – сказал душевник и удалился.

Друзья обнялись, хоть делали они это редко в силу характера обоих. Андра поняла, что он не знает, что произошло с его женой, но знает многое другое. «Всемирное время», – прочитала она корешок папки, которую изучал Дитр.

– К тебе приходила Бенидора? – сразу приступила к расспросу Андра.

– Такое могло быть, – слишком задумчиво даже для себя ответил Дитр. – Впрочем, я не склонен терять связей с телесной реальностью. Просто иногда я сплю. А он – нет.

Андра прошлась по его палате, поправила складку на расстеленном покрывале, передвинула чернильницу на центр канцелярской подставки. Раньше ее это успокаивало, но сейчас телесный беспорядок волновал чиновницу меньше всего. Дитр продолжал говорить: