только теперь раскрываются в полную силу. Молниеносная война, запланированная Гитлером, провалилась, Англия, Соединенные Штаты Америки и Советский Союз оказались в одном лагере.

«Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат», — говорил Сталин.

Это было вечером 6 ноября. А 7 ноября, как и каждый год, на Красной площади проходил военный парад. В холодное, мрачное утро вдалеке грохотала наша и немецкая артиллерия, к городу рвались немецкие самолеты. Военный парад в таких условиях потряс весь мир.

Положение в эти дни было действительно трагическим. Враг уже захватил Псков, Новгород, Калинин, Харьков, окружил Севастополь и Ленинград. 22 ноября немцы подошли ближе всего к Москве, — из Истры, как они хвастались, «можно было в сильный полевой бинокль видеть Москву».

Но 5—6 декабря началось первое большое наступление нашей армии от Калинина на севере до Ельца на юге. Уже 13 декабря мы услышали, что попытки немцев окружить Москву провалились. В середине декабря Красная Армия освободила Калинин, Клин, Истру, Елец, взяла Калугу и Волоколамск. Впервые за весь ход второй мировой войны было доказано, что можно не только остановить врага, вооруженного до зубов, но и отразить его. Это было, как писала впоследствии зарубежная печать, первым чудом этой войны…

Трудно теперь обрисовать то впечатление, которое оказали на нас, жителей Пензы, победы под Москвой. Много раз на дню мы сидели у приемника или стояли на улице, в толпе у громкоговорителя, ловили и старались не пропустить ни единого слова. Диктор читал мощным, твердым голосом, подчеркивая важнейшие места в тексте. Мы уже знали, что это — знаменитый Левитан. День ото дня сводки приносили все больше радости, уверенности. Стало ясно, что военная машина Гитлера начала буксовать, а наша армия научилась воевать лучше и ее силы вовсе не сломлены и не исчерпаны…

Газеты широко писали не только о сражениях. Красная Армия, вытеснив врага с захваченных советских территорий, обнаруживала там страшные картины: сожженные дотла города, местечки и деревни, взорванные вокзалы, повешенные на площадях или сожженные в домах люди — женщины, дети, старики. Бессмысленная и безумная жестокость врага вызывала ненависть и жажду ответной мести. Убитые и попавшие в плен солдаты Гитлера имели жалкий вид. Запланировав молниеносную войну и решив до зимы непременно занять Москву (уже были отчеканены медали для победителей Москвы — они попали в руки наших воинов), Гитлер не заботился о зимнем обмундировании своей армии. Было немало замерзших и обмороженных «фрицев», как их теперь называли. «Завоеватели» уже не казались непобедимыми. Это жалкие вояки, которых можно и нужно бить, пока ни одного из них не останется на советской земле.

Всего этого мы, находясь в Пензе, не видели воочию, но мы все равно жили этим, говорили об этом, и радовались, и волновались…

Шли последние дни 1941 года, на редкость холодные и снежные. Бывали дни, когда термометр падал до пятидесяти градусов ниже нуля. Снегу навалило столько, сколько я не видел ни разу в жизни. Но воздух был сухим, и поэтому мороз не так сильно давал себя знать. Как-то бодрее мы теперь ходили по улицам города, лишь мысли о Литве не покидали нас. Что там вытворяют «завоеватели мира»? Живы ли еще наши близкие?..

А вокруг были повеселевшие лица. Люди, толпившиеся у громкоговорителей, с надеждой смотрели друг другу в глаза, улыбались, даже шутили:

— Капут фрицу… Видел он Москву, как собственные уши…

На встречу Нового, 1942 года в каменном доме на улице Гоголя, где помещалось литовское правительство, собрались почти все литовцы. Нас осталось не так уж много. Некоторые уехали в Уфу, другие — в Куйбышев, куда перебралось большинство союзных правительственных учреждений и работала часть Всесоюзного радио (оно вещало и из Москвы).

В Куйбышеве на радио работали Йонас Шимкус и Генрикас Зиманас. Некоторые из руководящих товарищей находились в Москве. Мы тоже собирались покинуть Пензу, так как Государственный Комитет Обороны 18 декабря 1941 года принял постановление о создании Литовской стрелковой дивизии.

Не помню сейчас, знали ли мы, поднимая скромные тосты за победу, где будет организована дивизия. Как мы представляли свою работу в ней? Как и другие соединения Красной Армии, Литовская дивизия будет иметь свою газету. Руководство дивизии, конечно, найдет, где можно применить наш опыт и знания. Может быть, мы попадем в дивизию простыми бойцами — это будет совершенно естественно. Так или иначе, мы не будем отделены, как это было до сих пор, от усилий всей страны (свою творческую работу мы в заслугу себе не ставили) и сможем все силы отдать войне.

С такими мыслями мы слушали кремлевские куранты, которые пробили двенадцать, с такими мыслями мы разошлись тогда… Над затемненным городом сверкали вечные звезды, равнодушные к судьбам людей и государств… Но на сердце стало теплей — события последних месяцев обнадежили нас, а ведь человек не может жить без надежды. Впереди было будущее, темное и смутное, как эта новогодняя ночь в далеком затемненном городе. После ночи всегда наступает утро… Но дождемся ли мы его? Поздравим ли солнце, взошедшее для нашей страны и всей Европы, которая стонет теперь, порабощенная, поруганная, окровавленная жестоким врагом?

И все-таки надежда в сердце не гасла — она теплилась там крохотным огоньком, не боящимся сумерек. И мы были счастливы — настолько, насколько вообще тогда могли быть счастливы люди в сражающейся стране.

НАШ ДОМ БАЛАХНА

Почти полгода мы провели в Пензе. Когда узнали, что вскоре придется ее оставить, всех охватила грусть, как всегда, когда расстаешься с тем, с чем уже сжился… Только теперь мы почувствовали, что этот город все-таки был добр к нам, что здесь мы нашли крышу над головой, хлеб на столе, тепло человеческих сердец…

Мы квартировали в рабочей семье, которая жила скромно. Муж и сын работали на фабриках, вставали рано, ели не слишком густо, возвращались поздно. Дома хозяйничала седая старушка, как нам поначалу показалось, мрачноватая и не слишком добрая. Особенно она сердилась, если замечала, что мы снова открыли форточку в комнате и «выпускаем тепло на двор».