— А за нас-то ты пил на свадьбе?

— А как же, и за вас, и за Романа, и за Арсу…

С наступлением темноты колонна отправилась дальше.

То тут, то там на шоссе были видны свежие следы боев.

Впереди слышался орудийный гул.

Наступала ночь. На одном из привалов Тудор решил выкопать себе окопчик и укрыться в нем от холода.

— Напрасно ты это затеял, — сказал ему Илиуц. — Не успеешь кончить, как колонна пойдет дальше.

— Неужели мы не останемся здесь на ночь?

— Когда преследуешь противника, о ночлеге думать некогда. Конечно, с непривычки трудно на марше. Ты небось устал?

— Спрашиваешь! Ведь я два месяца провалялся в постели да месяц был в отпуске. Вот и отвык.

— Ничего, привыкнешь.

— Конечно, привыкну. Но когда у нас были орудия и машины, было легче.

— Да… Была когда-то зенитная батарея… и вот сейчас вместо нее — рота пехтуры.

Тудор на минуту о чем-то задумался, затем спросил: — Господин Илиуц, значит, Наста не сказал Сасу ни слова?

— Да, он молчал. А ты разве сказал бы?

— Не знаю, думаю, что нет… Но когда тебя ждет мучительная смерть…

— Ждет смерть. Эх ты! Лучше быть мертвым героем, чем живым предателем.

— Поучать других легко, особенно если сам никогда не был ранен.

— До Берлина и я еще успею, Тудор. Благодарю за пожелание…

— Простите меня. Я не хотел вас обидеть…

— Ладно, ладно, помолчи. Скоро отправимся дальше, так что давай поспим хоть немного перед дорогой…

«А может, и правда, мне лучше было бы остаться в тылу, как предложил в мобилизационном отделе капитан Гика», — подумал Тудор, вконец измученный от долгого пути.

Он явился в мобилизационный отдел в первую же неделю своего отпуска, на второй день после свадьбы. Офицер похвалил его за храбрость, сказал, что часть должна гордиться им, и неожиданно предложил:

— Знаешь что, парень? Ты теперь человек женатый. Пусть другие повоюют. Ты свой долг выполнил, даже кровь свою пролил. Я вижу, ты парень башковитый, и хочу тебе помочь. Согласен?

— Право, не знаю, господин капитан.

Тудор подумал об Иляне. Да, это было бы неплохо! Иляна бы занималась с ним по вечерам после работы. Она работала теперь в УТЧ[37], и он вскоре смог бы сдать экзамены. А иногда они ходили бы вместе в театр, в кино…

— Я завтра же отдам на тебя приказ, зачислю писарем. Никаких хлопот. Принеси мне только тридцать «старых», и все будет в порядке… Это официальная цена.

— Что?

— Тридцать тысяч лей. Что ты уставился как баран на новые ворота? С других я беру гораздо больше.

Наконец Тудор понял, о чем идет речь, и почувствовал отвращение к этому человеку. Он вспомнил об Арсу, о пандуре Айленей, о капрале Романе и обо всех тех, кто погиб во имя новой жизни. Эти же тыловые крысы, грабители в военной форме…

— Как вы можете предлагать мне такое!… — заскрежетал зубами Тудор.

— Нечего из себя корчить святую простоту. Подумаешь, обычное дело. Деньги могут сделать все!

— Господин капитан… Мне стыдно за вас… Мне стыдно… слышать от офицера такие слова.

— Что? Оскорблять меня вздумал?

— Вы сами себя оскорбляете. Люди воюют, умирают на фронте, а вы занимаетесь тут грязными сделками.

— Вон отсюда, идиот!

— Я уйду. Но вам это так не пройдет!

В тот же вечер Тудор рассказал обо всем Иляне. Через несколько дней два майора интендантской службы произвели проверку работы капитана Гика. Было установлено, что капитан, злоупотребляя своим служебным положением, набрал взяток на сумму более двадцати миллионов лей.

Обвиняемый Гика просил послать его в дисциплинарном порядке на фронт, где бы он смог искупить свою вину, но военный трибунал приговорил его к тюремному заключению.

Свидетелем на суде был ефрейтор Тудор.

Через неделю мать и Иляна провожали Тудора на фронт. Мать плакала. Иляна жадно курила (она начала курить во время бомбежек).

— Георге просил извинить его, что он не смог прийти. У нас в УТЧ заседание актива. Наши сотрудники поздравляют меня с таким мужем, как ты. Муж… мой муж… Ты знаешь, дорогой, я никак не могу привыкнуть к тому, что ты мой муж, к обручальному кольцу. У нас в УТЧ кое-кто говорит мне, чтобы я сняла его, что носить кольцо — это непринципиально. Откуда им, мальчишкам, знать, что принципиально и что непринципиально! Если у нас будет девочка, как мы ее назовем? Я бы назвала ее Паче[38].

— Ну это слишком абстрактно.

— Тогда Аврора… это более конкретно… Ведь она родилась бы на заре нашей революции.

— Неплохо, но…

— Что но… Скажи тогда сам.

— Иляна… как тебя. Она будет похожа на тебя, она будет такой же красивой, как ты.

— Ты любишь меня?

— Нет!

— Как ты смеешь?!

— Я без тебя жить не могу!

Раздался протяжный гудок паровоза, поезд тронулся, а Тудор все еще стоял с Иляной около вагона, на котором была табличка с надписью: «Бухарест — Арад», и через черточку дописано мелом — «Будапешт!»

Иляна подняла полные отчаяния глаза; хотела улыбнуться, но губы сжались в болезненную гримасу. Сердце у нее тоскливо заныло. Опять расставание, опять она остается одна, а Тудор уезжает, и кто знает, вернется ли.

— Иляна!

— Тудор! Пиши мне, слышишь? Пиши!

Колеса поскрипывают на обмерзших рельсах. Солдат и девушка, обнявшись, забыв обо всем на свете, ищут глаза друг друга, их губы сливаются, их мысли, желании, надежды соединяются в долгом поцелуе.

— Возвращайся поскорей!

— Жди меня!

— Да, да, я буду, буду тебя ждать!

Растянувшись, как черная гармонь, поезд покинул вокзал. Среди моря голов и рук Тудор видел только юную школьницу в сером пальто с золотыми косами.

А Иляна, застыв на месте, следила за лесенкой вагона, на ступеньке которой стоял солдат и махал шапкой над головой.

Облако пара из паровоза опустилось белой занавесью между перроном и поездом. Вагоны не отапливались, но Тудору было жарко. Он расстегнул воротник и прижался лбом к стеклу. Сквозь серый туман ничего не было видно. В стуке колес, бегущих по длинному пути, ему слышался голос Иляны: «Я буду ждать тебя… Я буду ждать тебя… Я буду ждать тебя…»

В купе сидели двое. На них были новые шубы, от которых еще пахло свежей дубленой кожей. Тудор обратил внимание на сытые физиономии своих спутников. Его заинтересовал их разговор, прерываемый время от времени визгливым смехом.