и снова он оставался один. День сменяла ночь. Об этом он узнавал только по свету из маленького прямоугольника решётчатого неба. Тишина. Он прислушивался к себе, стараясь понять, что ощущает. Удовлетворение? Раскаяние? Ничего. Он не ощущал ничего. Как будто ничего не произошло или то, что произошло, было единственно верным и необходимым.

Его вызвали через два дня. Следователь – крепкая молодая женщина, с короткой стрижкой вьющихся каштановых волос и прищуренными серо-зелёными глазами, предложила ему сесть и представилась.

– Меня зовут Лицея Григовна Дильвах. Я ваш следователь – психолог.

Робин молча смотрел в пол.

– Робин, я ознакомилась с вашим делом. И хотела бы услышать вас. Вы понимаете, что совершили преступление, стреляя в человека?

– Понимаю.

– Вы можете объяснить причину вашего поступка?

Робин молчал.

Следователь ждала ответа и, не дождавшись, продолжала.

– Я разговаривала с потерпевшим.

Робин вскинул голову:

– Он жив? Я не убил его?

– Жив. Вы изрядно напугали его, и он попал в больницу с сердечным приступом.

– Но как же…

– Ваш отец показал, что переделал оружие, которое хранил в гараже, в игрушку, как только заметил интерес сыновей к нему, чтобы избежать несчастного случая. Но это не исключает преступления, которое вы совершили, так как вы этого не знали, и покушались на жизнь человека. Вы это понимаете?

– Понимаю, – растерянно произнёс Робин.

– Хорошо, что понимаете, – она порылась в бумагах и протянула Робину лист бумаги.

– Прочтите.

– Что это? – Робин взял лист и пробежал по нему глазами. Он покраснел, мелкие капли пота выступали на лбу по мере того, как он читал.

– Что это?! – звенящим, срывающимся голосом повторил он.

– Неужели непонятно? Это заявление мецената Билла Сгоровица, в которого вы стреляли. Он ходатайствует о вашем освобождении. Утверждает, что вы были в невменяемом состоянии из-за смерти брата и не понимали, что делали.

– Как?

– А вот так. Билл Сгоровиц один из самых уважаемых граждан элизия. Город многим обязан ему. Мы не можем отмахнуться от его волеизъявления, поэтому вас не будут судить. Вы освобождаетесь под его поручительство. Но запомните, Робин Смелов, ещё одно правонарушение, любое и вас уже ничто не спасёт. Даже меценат. Вам понятно?

Робин кивнул.

– Подпишите. Протокол о вашем освобождении.

Робин подписал.

– Хорошо, – она вынула из пакета и протянула его браслет.

– Можете быть свободным. Но учтите, Робин, – она строго погрозила пальцем.

Робин поднялся, браслет тихо защёлкнулся на его руке

***

Он увидел их сразу, как только за ним закрылась дверь полиции.

Постаревшая мать, сгорбившись, спешила к нему, опираясь на руку Ана, за ними шёл трезвый радостно улыбающийся отец.

Мама, маленькая, осунувшаяся, крепко обхватила его руками, будто боясь, что сын снова пропадёт. Робин обнял её и поцеловал в солёные щеки.

– Ну, что ты, – виновато говорил он, – что ты, всё хорошо.

Она уголком платка вытерла глаза и закивала, чуть отойдя в сторону, пропуская отца.

Тот подошёл и в сердцах постучал кулаком по лбу Робина:

– Дубина стоеросовая, что удумал! Как же мы с матерью потом! – он махнул рукой, отвернулся.

– Прости, батя, – Робин обнял его и ткнулся лбом ему в плечо.

Тот махнул рукой:

– Ладно, пошли уже домой. Нечего тут.

Робин шагнул к Ану. Они обнялись.

– Спасибо, что не оставил моих.

– Брось, о чём ты, – Ан отстранился и заглянул Робину в глаза. – Надо поговорить. Когда сможешь, свяжись со мной. Это срочно. Хорошо?

– Ладно.

Ан кивнул и повернулся к родным Робина.

– Прошу прощения, я должен уйти.

– Ан, голубчик, спасибо тебе. Ступай. Но потом приходи к нам, обязательно, как только сможешь. Хорошо? Мы всегда тебе рады и ждём!

– Обязательно, Елизавета Макаровна, спасибо.

Гаврило Петрович молча пожал ему руку. И они пошли.

Ан посмотрел им вслед и направился к школе. Несмотря на то, что занятия уже закончились, он утром получил вызов, и в три часа должен был явиться в кабинет директора.

***

Школа встретила его непривычной тишиной и запахом ремонта. Все классы, кроме выпускного, были отпущены на летние каникулы. Выпускники же, не спали ночи напролёт, готовились к последнему испытанию. Ещё почти неделя подготовки. Зачем он мог понадобиться сейчас?

– Андо Альденис, – робот Григорий замигал на него лампочками глаз.

– Григорий, тебе скучно? Или ты перестал идентифицировать лица? Может тебе на профилактику пора?

– Это был не вопрос, а констатация факта – робот поднял вверх указательный палец.

– Ну, хорошо. Меня ждут. Сообщи, что я пришёл.

– Второй этаж, кабинет двадцать первый.

– Отлично.

Ан вбежал на второй этаж, чуть помедлил у двери с табличкой «Директор». Дверь открылась, и из оповестителя над дверью, донеслось: «Андо Альденис. Ученик выпускного класса».

Ан вошёл. Кабинет директора был полон народу. Директор, Григорий Тихонович, сидел за столом, а наставники расположились на трансидах, кто вдоль стен, кто в центре. При появлении Ана всё обернулись к нему, а Григорий Тихонович приветственно поднял руку и жестом пригласил пройти и сесть рядом.

– Здравствуйте, Андо. Хорошо, что вы пришли. Проходите, пожалуйста, садитесь.

– Здравствуйте, – сказал Ан и слегка поклонился, здороваясь со всеми, потом подошёл на указанное место, сел.

– Андо, – директор слегка замялся, но потом решительно заговорил, – мы все, наставники, довольны вашими успехами. В этом году у нас два кандидата в клан Творцов – вы и Робин Смелов.

За спиной Ана кто-то раздражённо хмыкнул.

Григорий Тихонович продолжал, чуть повысив голос.

– Да, Андо, вы с Робином – гордость нашей школы, – он помолчал, смахнул невидимую пыль со стола. Печально взглянул на Ана. – Однако, вы в курсе последних событий в семье Смелова. И не смотря на то, что меценат Билл Сгоровиц ходатайствует о том, чтобы произошедший инцидент никак не повлиял на судьбу Робина, мы не можем не отреагировать на происшествие. Мы знаем, что вы – друзья, и хотели бы узнать ваше мнение о психологическом состоянии Робина. Нужна ли ему психологическая помощь? Возможно, в связи с несчастным случаем с его братом, он нуждается в ней, но стесняется признаться в этом?

– Ну что за глупость, спрашивать об этом у друга! Одного поля ягода. Отправить на принудительное обследование и точка.

Ан узнал в говорящем отца Линды и поёжился.

Директор нахмурился:

– Уважаемый Пётр Степанович, мы бесконечно ценим помощь, которую вы оказываете, будучи председателем общественной палаты, но я бы убедительно просил не забывать, что вы находитесь в школе и потому необходимо следить за своей речью. Уничижительные и оскорбительные слова тут недопустимы. Мы для того и собрались сегодня, чтобы спокойно все обсудить.

– Что же тут обсуждать! – Пётр Степанович поднялся. – На лицо вопиющий, можно сказать, невиданный случай в нашем элизии!