Сахаров:

«Во второй половине 60-х годов диапазон проблем, к обсуждению которых я в той или иной мере имел отношение, расширился еще больше. Я в эти годы ознакомился с некоторыми экономическими и техническими исследованиями, имевшими отношение к производству активных веществ, ядерных боеприпасов и средств их доставки, принял участие в нескольких экскурсиях в секретные учреждения (“ящики”) и в одном или двух информационных совещаниях по военно-стратегическим проблемам. Поневоле пришлось узнать и увидеть многое. К счастью, несмотря на высокий гриф моей секретности, еще больше все же не попадало в мой круг.

Но и того, что пришлось узнать, было более чем достаточно, чтобы с особенной остротой почувствовать весь ужас и реальность большой термоядерной войны, общечеловеческое безумие и опасность, угрожающую всем нам на нашей планете. На страницах отчетов, на совещаниях по проблемам исследования операций, в том числе операций стратегического термоядерного удара по предполагаемому противнику, на схемах и картах немыслимое и чудовищное становилось предметом детального рассмотрения и расчетов, становилось бытом – пока еще воображаемым, но уже рассматриваемым как нечто возможное».

БА:

К концу 1960-х гг. стратегические ядерные силы СССР и США развивались настолько быстрыми темпами, что СССР разворачивал на своей территории свыше 200 тяжелых ядерных ракет в год. Более того, сами ракеты (как стационарные, так и базирующиеся на подводных ракетоносцах) изменились качественно. Новые усовершенствованные носители сокращали подлетное время, а разделяющаяся головная часть (РГЧ) превращала каждую ракету в сверхсмертоносное оружие, способное стереть с лица земли несколько крупных городов.

Соавтор Сахарова по 50-мегатонной сверхбомбе Юрий Смирнов вспоминает о своей беседе в 1994 г. с бывшим членом Политбюро и одним из архитекторов перестройки А. Н. Яковлевым: «На вопрос, всегда ли, с его точки зрения, ситуация была под контролем или мир случайно избежал ядерной катастрофы, Александр Николаевич ответил: “Я не верю в потусторонние силы, хотя мне иногда кажется, что какая-то сила останавливала самое страшное. Человечеству просто повезло”» ([5], с. 340). Сравнительно недавно была рассекречена подтверждающая слова А. Н. Яковлева информация об эпизодах сбоя систем раннего предупреждения в СССР и США, когда только по счастливой случайности не произошло рокового нажатия «ядерной кнопки» (см. «Человек, который спас мир (Станислав Петров)» [16] или «5 минут до полуночи. Случаи, когда мир едва избежал ядерного апокалипсиса» [17]). Сахаров очень рано осознал всю неприемлемость, неустойчивость сложившейся ситуации ядерной конфронтации социалистической и капиталистической систем – отсюда и главная мысль его «Размышлений» 1968 г.: надо договариваться!

Сахаров:

«Я не мог не думать об этом – при все более ясном понимании, что речь идет не только и не столько о технических (военно-технических, военно-экономических) вопросах, сколько в первую очередь о вопросах политических и морально-нравственных.

Постепенно, сам того не сознавая, я приближался к решающему шагу – открытому развернутому выступлению по вопросам войны и мира и другим проблемам общемирового значения. Этот шаг я сделал в 1968 году».

Нуждин, Лысенко: «Сажать надо таких, как Сахаров», генетика и снятие Хрущева (1964). Научная работа в 1960-е гг.: «сахаровские осцилляции», барионная асимметрия Вселенной, индуцированная гравитация

Нуждин, Лысенко: «Сажать надо таких, как Сахаров», генетика и снятие Хрущева (1964)

Сахаров:

«Мой интерес к вопросам генетики был трояким – в связи с большой ролью генетических эффектов в общей картине биологического действия ядерного оружия, общефилософский и связанный с той драмой, которую переживала тогда советская биология в результате действий лысенковской мафии. Случилось так, что я уже не раз соприкасался с этой последней проблемой и довольно хорошо знал ситуацию (от друзей и знакомых, в частности от Игоря Евгеньевича и по Академии)…

Летом 1964 года состоялись очередные выборы в Академию наук СССР. Во время собрания нашего Отделения мне стало известно, что биологи избрали академиком члена-корреспондента своего Отделения Н. И. Нуждина. Эта фамилия была мне известна. Нуждин был одним из ближайших сподвижников Т. Д. Лысенко, одним из соучастников и вдохновителей лженаучных авантюр и гонений на настоящую науку и подлинных ученых. Во мне вновь вспыхнули антилысен-ковские страсти; я вспомнил то, что я знал о всей трагедии советской генетики и ее мучениках. Я подумал, что ни в коем случае нельзя допускать утверждения Общим собранием кандидатуры Нуждина. В это время у меня уже возникла мысль выступления по этому вопросу на Общем собрании.

В перерыве между голосованиями на Отделении я подошел к академику Л. А. Арцимовичу и поделился с ним своим беспокойством по поводу выдвижения биологами Нуждина. Лев Андреевич отдыхал от выборных баталий, сидя на ручке кресла. Он сказал:

– Да, я знаю. Надо бы его прокатить. Но ведь вам, например, слабо выступить на Общем собрании?..

– Нет, почему же слабо? – сказал я и отошел.

Общее собрание должно было состояться на следующий день. Я, однако, не знал, что группа физиков и биологов также готовилась к выступлению. Накануне Общего собрания на квартире академика В. А. Энгельгардта (крупного биохимика, одного из авторов открытия роли АТФ в клеточной энергетике, давнего противника Лысенко) состоялось конфиденциальное совещание, на котором присутствовали И. Е. Тамм, М. А. Леонтович и др. Было решено, что Тамм, Леонтович и Энгельгардт выступят на Общем собрании; были согласованы тексты выступлений. Повторяю, я ничего обо всем этом не знал.

Общее собрание началось как обычно. Академики-секретари Отделений поочередно докладывали о результатах выборов в своих Отделениях и давали краткую характеристику научных заслуг каждого избранного. Никто не задавал никаких вопросов и не просил слова для выступления. Избранная заранее счетная комиссия готовила бюллетени для голосования. Наконец очередь дошла до академика-секретаря Отделения биологии (кажется, им был тогда академик Опарин – в прошлом поддерживавший Лысенко). Он сообщил об избрании на Отделении Нуждина и в нескольких фразах охарактеризовал его как выдающегося ученого-биолога. Я окончательно решился выступить, набросал тезисы выступления на обложке розданной академикам при входе в зал брошюры о выдвинутых Отделениями кандидатах (к сожалению, эти тезисы у меня не сохранились) и попросил слова, подняв руку (опередив тем самым Тамма, Энгельгардта и Леонтовича). Келдыш тут же позвал меня на трибуну».

Из стенограммы заседания Общего собрания АН СССР, 22–26 июня 1964 г. (в книге [5], с. 861):

Академик М. В. Келдыш:

«Кто еще хочет взять слово? Слово имеет академик А. Д. Сахаров».

С. 116 (29). Академик А. Д. Сахаров[46]: