«— Да, — сняла трубку жена Мишина.

— Дорогая, я не могу за тобой приехать и отвезти вас на дачу, вызови такси.

— Что значит не можешь? — ответил недовольный женский голос.

— Я застрял в страшной пробке на Цветном бульваре! Неужели сто раз надо повторять?! — раздался вопль Мишина. — Я могу тут час простоять и тогда опоздаю в аэропорт!

— А ты надолго уезжаешь?

— А тебе хочется, чтобы уехал навсегда, как Бакатин?!

— Нет, конечно, нет, ну что за вздор!

— Раз я сказал, что так надо, значит надо?! Неужели не понимаешь, что на даче вам будет спокойнее, там охрана, там бассейн, камин, в конце концов! Я не могу вас оставить в Москве без присмотра! А? Сто раз еще повторить?! Сколько? Двести? А?!

— Пожалуйста, успокойся, я понимаю, что сидеть в пробке — это всегда тебя бесит, но успокойся. Хорошо, я вызываю такси. Через какое время ты вернешься?

— Пока не знаю, может быть, скоро, через две недели.

— Хорошо, я тебя целую.

— Аналогично».

Короткие гудки.

Демидыч, улыбаясь, потер руки и положил их на руль. Его «девятка» выехала со двора и направилась к Цветному бульвару. Притормозив возле киоска, Демидыч выскочил из машины, купил штук пять журналов — «Автомобиль», «Автошоу», еще каких-то, и снова запрыгнул в машину. При первых признаках наметившегося впереди автомобильного затора он остановился у тротуара, вышел из машины, достал из багажника оранжевую куртку с надписью «пресса», повесил на шею бинокль и сверху надел оранжевую куртку.

Расталкивая прохожих, держа под мышкой журналы, он минут пять бежал в сторону пробки, временами останавливаясь и обшаривая крыши автомобилей в поиске черного верха пятисотого «мерседеса» Мишина.

Вот он! Или не он? Всего два черных «мерседеса» на горизонте, и оба, скорее всего, пятисотки. Демидыч побежал еще быстрей, остановился, не обращая внимания на прохожих, приставил бинокль к глазам и, к счатью, разглядел в бинокль за тонированными стеклами машины худое лицо Мишина.

Лавируя между автомобилями, подняв журналы над головой, Демидыч побежал по направлению к черному пятисотому «мерседесу», на всякий случай пару раз остановился, без долгих разговоров сунул водителям в открытые окна по журналу и приблизился к автомобилю Мишина.

Демидыч помахал перед лобовым стеклом журналом и крикнул:

— Презентация нового номера, всего десять рублей, в каждом номере — купон, вы непременно выиграете автомагнитолу! — Но Мишин и не думал опускать стекло окна.

— Пожалуйста, возьмите, мне надо выполнять план! Я инвалид, у меня порок сердца, жена голодная на даче сидит, ну всего десять рублей, ну что вам стоит? — чуть не плакал огромный Демидыч, не слишком-то умело изображая несчастного инвалида.

Кажется, сердце Мишина дрогнуло, он зашевелился, и боковое стекло машины опустилось, но всего лишь на каких-нибудь пять сантиметров. Демидыч хотел было просунуть в окно журнал, но Мишин отрицательно помотал головой, из окна была выброшена десятирублевая купюра, стекло тут же поползло вверх, но Демидыч все же ухитрился двумя пальцами незаметно бросить за стекло в салон «мерседеса» маленький шарик репейника, размером с косточку вишни. Правда, в отличие от настоящего репейника, этот шарик своими колючками вполне спокойно мог приклеиваться к любой поверхности, в том числе и к смазанному маслом стеклу; сейчас же не замеченный Мишиным «жучок» благополучно упал на пол, рядом с сиденьем водителя. Но Мишину было не до жучков.

Минут через десять в правом наушнике (левый был предназначен для связи с офисом «Глории», где постоянно дежурил компьютерщик Макс) Демидыч услышал шумное сопение Мишина, затем звуки набираемого на сотовом телефоне номера.

«Милая, мне так плохо… Ну, не надо меня успокаивать! Я своих отправил на дачу, и ты уезжай, сегодня же, в Екатеринбург, к маме! Да, это приказ… Ну что это значит, любовницы не подчиняются приказам, я же за тебя отвечаю! В общем, считай, что меня уже нет, а тебе еще жить и жить. На твой счет я перевел вчера сто тысяч… Молчи! Пойми, когда меня не станет, ты можешь быть под подозрением, тебя тоже могут убрать, а перед этим — даже страшно подумать… Как — зачем, чтобы ты рассказала, что знаешь обо мне, а ведь ты же ничего не знаешь, моя милая! Короче, я сказал, ты уматываешь из Москвы сегодня же! Да, я скоро вернусь, но это не главное… Вовсе у меня не депрессия, я просто знаю, что за Бакатиным последую я. Прекрати глупые утешения! Все, я тебя целую! И не звони мне больше, я отключаю сотовый».

И далее уже сдавленные рыдания Мишина.

«Мерседес», продвигаясь по Ярославке (где, на удивление, сегодня не было пробок), быстро направлялся прочь из Москвы, он уже пересек окружную Кольцевую и ехал в сторону Мытищ. Стараясь не потерять Мишина из виду, но все же и не приближаясь близко, Демидов преследовал его на своей «девятке».

Мишин въехал в Мытищи, свернул в сторону военного городка. Остановился возле высоких железных ворот бывшего завода железобетонных конструкций, а ныне ЗАО «Матрешка» — во всяком случае, именно такую надпись на воротах разглядел в бинокль Демидыч, который остановился метрах в двухстах поодаль.

Демидыч вспомнил анекдот, который недавно рассказывал Денис.

На один бывший военный завод, начавший выпускать после конверсии вместо военных самолетов глиняные свистульки, приехала американская делегация:

«Зачем вам миллион свистулек в год?» — спрашивают гости.

«За каждую свистульку нам Казахстан дает по барану».

«А что вы делаете с миллионом баранов?»

«За каждого барана нам Латвия дает по электромотору».

«А что вы делаете с электромоторами?»

«За каждый мотор нам Украина дает по трактору».

«А не много ли для вас миллион тракторов в год?»

«За эти тракторы Индия дает нам глину для свистулек».

Похоже, и здесь было нечто подобное….

Наконец ворота раскрылись, в них мелькнул охранник с короткоствольным автоматом на боку. В ушах Демидыча по-прежнему кроме поскрипывания ворот слышалось лишь резкое и какое-то натужное дыхание Мишина, который, остановив машину, вышел из нее, с силой хлопнув дверцей.

«Вон! Все вон отсюда! Все уволены! Убирайтесь сейчас же!» — затихая, послышались в наушниках Демидыча истеричные вопли Мишина, он быстро удалялся от своей машины.

Демидыч тронулся с места, быстро проехал ворота и по проселочной дороге, уходящей в лесок, покатил вдоль высокого железобетонного забора, сверху обильно приправленного мотками серебристой колючей проволоки, играющей на солнце своими длинными лезвиями, острыми как бритва.

Дальше забор уходил влево, дорога — вправо. Демидыч остановился. Что делать? Этот забор действительно неприступен, даже если, запрыгнув, подтянуться на руках, затем в кевларовых перчатках ухватиться за край колючки (ее лезвия не разрежут пуленепробиваемый кевлар), но ее там столько намотано, что если даже максимально грамотно и быстро перекусывать, то на это все равно уйдет как минимум полчаса. А в наушниках по-прежнему тишина. Но делать нечего, стоит попробовать.