Совпадение профиля ДНК с образцами, найденными на месте преступления, не является надежным доказательством вины или невиновности. Возьмем дело Яры Гамбисарио – один из многих известных примеров. В ноябре 2010 г. 13-летняя Яра не вернулась домой в Брембате-ди-Сопра, маленькую деревеньку на севере Италии. Тело было найдено 3 месяцами позже в другой деревне, в 10 км от ее дома. В течение 2 лет расследование несколько раз заходило в тупик, пока наконец не появилась одна зацепка. Нашлась проба ДНК, не идеально совпадающая, но все же поразительно схожая с той, что была взята с одежды Яры. Проба принадлежала мужчине, находившемуся в момент преступления в Южной Америке. Связанные с его поиском розыскные мероприятия в конечном итоге привели к двум почтовым маркам, которые лизнул некий мужчина, умерший в 1999 г. «Это было совершенно безумное совпадение», – сказала репортерам старший следователь, перед тем как отказаться от своей единственной перспективной версии. «Связи не было, – сказала она. – Такое нельзя было придумать. Все дело – сплошное безумие»{122}. У истории было много поворотов, но в конце концов преступление раскрыли. Человеку, который был в Южной Америке, повезло, что у него было такое железное алиби. Мертвому повезло, что он был уже мертв.

Члены коллегии присяжных должны понимать или по крайней мере им должны объяснить судьи: анализ ДНК – это предельно сложный и запутанный процесс, который запросто может выдать ложноположительный или ложноотрицательный результат. Какая-то часть информации неизбежно будет интерпретирована и обработана как релевантная и подтверждающая вину, хотя на деле является косвенной. Любые скрытые детали анализа могут затеряться, если не будут должным образом интерпретированы. Точно так же всегда существует возможность того, что некая часть информации будет интерпретирована как оправдательная, хотя на деле подтверждает вину.

С одной стороны, анализ ДНК требует наличия незагрязненного биологического материала с места преступления: кровь, сперма, корни волос, слюна или пот. ДНК из внешней среды – растения, насекомые, бактерии или другие люди – часто загрязняют образцы. Еще одна проблема – это наше понимание уникальности профиля ДНК. Вот в чем вопрос: насколько уникален генетический профиль? Возможно ли, что два человека (не являющиеся однояйцевыми близнецами) случайно имеют идентичный профиль ДНК? Совершенен ли анализ ДНК? Может ли он быть ошибочно положительным или ошибочно отрицательным? Даже в самом чистом виде все же есть шанс – хоть и предельно малый шанс, – что данные анализа ДНК двух разных людей (не близнецов) окажутся идентичными. Согласны ли мы пойти на риск и казнить невиновного, когда обвинение и доказательство вины построено исключительно на основе результатов экспертизы ДНК?

Что касается ошибочно положительных заключений, которые зависят от частных обстоятельств, шанс их возникновения в общем оценивается в пределах от 100 к 1 до 1000 к 1{123}. Ошибки могут возникать в результате обработки проб. Неверный расчет шансов возникновения ложноположительных результатов может привести к осуждению невиновных, особенно когда решение выносится только на основе экспертизы ДНК. Лаборатории редко, но регулярно неверно интерпретируют результаты тестов. Они допускают ошибки, потому что существует возможность случайного совпадения. К сожалению, присяжным редко предоставляются статистические данные о том, насколько часты ошибочно положительные заключения. Но все же и шанс случайного соответствия (когда у двух людей действительно совпадают профили ДНК), и шанс ошибочно положительного заключения необходимо учитывать для справедливой оценки данных экспертизы ДНК{124}.

Иногда в дело вмешивается псевдонаука. Многие полагают, что образец волос – то же самое, что образец ДНК. Это не так. Образец ДНК может быть получен только из корня волоса. В большинстве случаев образец волос оценивается на основе субъективного микроскопического исследования и сравнения, что на самом деле является липовым доказательством. Не существует надежного научного метода для определения принадлежности волоса тому или иному человеку, если отсутствует корень{125}. Тем не менее много десятилетий суды полагались на заключения так называемой экспертизы образцов волос при рассмотрении уголовных дел.

Возьмем дело, где обвиняемыми выступали трое чернокожих мужчин: Дональд Гейтс, Кирк Одом и Сантей Триббл. Обвинение было основано на данных микроскопического исследования и сравнения волос, но результаты экспертизы ДНК ей противоречили. В 1990 г. обвинитель, преувеличив статистическую надежность сравнения образцов волос, убедил коллегию в виновности Триббла. Его приговорили к тюремному заключению на срок от 20 лет до пожизненного. Он провел в тюрьме 20 лет, а потом был оправдан, и все из-за волоса, найденного на лыжной маске{126}. Совпадение? Какое совпадение? Наука пока не располагает убедительной статистической моделью частотного распределения характеристик волос в генеральной совокупности{127}. Тогда откуда берутся данные научной экспертизы? Как может признанный эксперт заявлять о соответствии проб в отсутствие ДНК, если не существует научных методов определения принадлежности образцов волос тому или иному индивиду? И все же мы часто слышим, как эксперты говорят присяжным, что такое возможно: «По моему мнению, на основании моего опыта лабораторных исследований, коих я выполнил не менее 16 000, эти волосы принадлежали умершему»{128}. У каждого может быть свое мнение. Но мнение эксперта в зале суда часто принимают за доказательство. Это не просто чистейший вздор; это безответственность, учитывая, что результатом может стать осуждение невиновного. Никто не в состоянии представить достоверную статистическую вероятность того, что результаты микроскопического исследования образца волос могут позволить безошибочно определить их источник. Тем не менее за последние два десятилетия 26 из 28 экспертов-криминалистов ФБР, давая показания в суде, подчеркивали, что соответствие проб волос является достоверным доказательством. В деле мистера Триббла один из экспертов заявил о соответствии «всех микроскопических характеристик». В своем заключительном слове обвинитель втолковывал присяжным сфабрикованную и недостоверную статистику: был только «один шанс на миллион», что волос мог принадлежать кому-либо, кроме мистера Триббла{129}.