По этажам их провела смотрительница, Энн Скофилд, которая сказала: «Для вас, Тед, я просто Энн». («А я для вас – мистер Тодд, – подумал Тедди.) Смотрительница – это отдавало Троллопом. Будет смотреть за ним в современном доме призрения – в «Фэннинг-Корте». Нет, Энн Скофилд ничем не напоминала Септимуса Хардинга. Грудастая и деловитая, с протяжным мидлендским говорком («Я брамми и этим горжусь»), она фонтанировала энергией и решимостью.

– Мы здесь – одна счастливая семья, – с нажимом сказала она, как будто предвидела, что Тедди окажется паршивой овцой.

У Энн, которая шла впереди, была необъятных габаритов задница, и Тедди упрекнул себя за неджентльменские мысли, но как было не заметить? «Толстый диспетчер», сказала о ней Берти, приехав навестить деда в «Фэннинг-Корте». В детстве внучка любила книжки про Паровозика Томаса, и вообще любила книжки. Сейчас она училась на первом курсе Оксфорда, в том же самом колледже, где получил образование Тедди (с некоторых пор туда принимали не только юношей, но и девушек). И на том же отделении. Она стала его наследием, его посланием миру.

Сначала они пошли в комнату отдыха для проживающих, где кучка людей играла в бридж.

– Вот видишь, пап, – зашептала Виола. – Ты же любишь играть в карты, правда?

(«Ну…» – ответил Тедди.)

– Формы досуга у нас самые разные, – сообщила Энн Скофилд. – Бридж – сами видите, домино, скрэббл, комнатные кегли, любительские спектакли, концерты, каждую среду – утренний кофе…

Тедди отключился. Ногу сводило судорогой, ему хотелось вернуться домой, выпить чая и посмотреть «Обратный отсчет». Он не был фанатом телевидения, но любил викторины – умные, конечно, со спокойной публикой среднего возраста. Они его успокаивали и в то же время заставляли думать – чего еще желать в его-то годы?

Экскурсия никак не кончалась. Следующая остановка – в жаркой, влажной прачечной, заставленной огромными стиральными машинами; потом – в (весьма зловонном) пункте утилизации отходов, где высились промышленных размеров мусорные баки, которые могли целиком поглотить «пожилого человека», утратившего осторожность.

– Чудесно, – мурлыкала Виола.

Тедди покосился на дочь. «Чудесно»? – мысленно переспросил он. У Виолы был слегка маниакальный вид. Дальше – «кухонька», где проживающие могли приготовить себе «горячие напитки», когда «общались» в комнате отдыха. Экскурсантов повсюду встречали улыбчивые лица: люди здоровались и спрашивали Тедди, когда он заселяется.

– У тебя уже появляются новые друзья, – радостно заметила Виола.

– Меня и старые устраивают, – ответил Тедди, приволакивая ноги.

– Если не считать, что они в большинстве своем покойники.

– Спасибо, что напомнила.

– Все в порядке? – спросила, оглянувшись, Энн Скофилд, которая почуяла раскол в семейных рядах.

Им навстречу ковыляла женщина с ходунками.

– Здрасте, вы к нам? – оживилась она, завидев Тедди.

Это уже смахивало на какой-то обряд. Тедди вспомнил телесериал шестидесятых, который обожала Виола. «Заключенный». У него упало сердце. Это здание – его будущая тюрьма? Тюрьма со смотрительницей.

Женщины численностью превосходили мужчин – по сути, всюду. Переселившись в «Фэннинг-Корт», он понял, что «проживающие» – почти исключительно женщины. Они ему симпатизировали; так было всегда. Естественно, раньше он был в приличной форме и много чего умел, а его ровесницы принадлежали к тому поколению, которое восхищалось, если мужчина знал, как включить электрочайник. В «Фэннинг-Корте» он заставил трепетать не одно податливое сердце, но тщательно избегал романтических привязанностей и интриг: хотя на поверхностный взгляд здесь царило полное благолепие, за бежевыми перегородками клокотали сплетни и желчность (особенно среди женщин за семьдесят), неизбежно подогреваемые любыми сильными эмоциями.

– Я вижу, среди людей моего поколения мужчины в дефиците, – сказал он, заглаживая чью-то злобную выходку.

– Среди людей моего поколения – тоже, – ответила Берти.

– Идемте же, Тед, – поторопила Энн Скофилд. – Нам еще многое нужно посмотреть.

«Многое» включало садовый пятачок, разбитый по образцу городского сквера. Скамейки. Парковка.

– Ой, вряд ли он машину сюда пригонит, – сказала Виола.

– А я думаю, он непременно это сделает, – сказал Тедди.

– Слушай, пап, для вождения ты уже староват. – (Положила глаз на его машину, догадывался Тедди. Ее собственная колымага постоянно ломалась.)

Виола обожала устраивать такие пикировки в общественных местах, чтобы люди понимали, насколько она разумна – не то что ее родственники. В свое время именно так она поступала с Санни. Бедный мальчишка чуть не свихнулся. Она и сейчас не унималась.

– А знаете, у многих проживающих есть машины, – сказала Энн Скофилд, не оправдав ожиданий Виолы.

Вся квартирка была размером с гостиную его бабушки в Хэмпстеде. Тедди давно не вспоминал Аделаиду и сам удивился, насколько ярким оказался сейчас ее образ; даже в двадцатые годы она носила длинные черные викторианские платья и вечно жаловалась на шумных внуков. Сколько же воды утекло с тех пор…

Как-то раз, вспомнилось ему, когда в гостях у нее стало совсем скучно, они с Джимми тишком прокрались наверх, чтобы оглядеть спальню, куда им строго-настрого запрещалось совать нос. Его поразил встроенный платяной шкаф: огромное сооружение, обитое изнутри жатым шелком, пропахшее смесью камфоры и лаванды, сквозь которую пробивался запах тлена. Они с братом забрались внутрь и с содроганием уткнулись в допотопные бабкины наряды.

– Противно тут как-то, – зашептал Джимми.

У Тедди было такое же чувство, и он поспешил выбраться, но случайно толкнул дверцу, которая тут же защелкнулась. С ней пришлось повозиться: механизм замка был довольно замысловатый.

Когда Джимми наконец-то смог вылезти, его истошные вопли переполошили весь дом. Аделаида бесновалась («гадкие, гадкие мальчишки»), но Тедди заметил, как Сильви зажимала рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Бедняга Джимми всегда страдал клаустрофобией. Во время войны он сражался в частях коммандос, десантировался на пляж Сорд и после высадки союзников в Нормандии прошел с боями в составе Шестьдесят третьего противотанкового полка по руинам оскверненной Европы. Как же он, должно быть, ненавидел тесноту самоходных противотанковых орудий. В составе того же Шестьдесят третьего полка он освобождал Берген-Бельзен, но они с Тедди никогда об этом не заговаривали, да и вообще крайне редко беседовали о войне. Теперь Тедди об этом жалел.

Вся правда о Джимми обрушилась на Тедди как гром среди ясного неба сразу после окончания войны. До той поры его представления о людях нетрадиционной ориентации ограничивались зрелищем женоподобных геев из Сохо. Таких мужчин он не считал способными к брутальной храбрости, которой, судя по всему, обладал Джимми.