Ян, внебрачный сын Антона и Элишки, не будет носить фамилию Бенеш, и это хорошо. Никому не придет в голову искать его, чтобы выведать секрет золота и убить. Возможно, это и побудило Бенеша перед смертью призвать к себе Яна и передать ему семейную реликвию, которую он не рискнул оставить законным детям.

Существовало несколько экземпляров кипу, которые были припрятаны в разных местах. Узелковое письмо уязвимо для внешних воздействий. Время, перепады температур и сырость разрушают шнурки и веревочки. Однако золото инков не должно ни пропасть бесследно, ни попасть в чужие руки. Оно принадлежит индейским богам и их наместникам на земле – царскому роду Атауальпы.

Себастьян Бежевичи не питал иллюзий. Он понимал, что алчность и жажда наживы неистребимы. Всегда найдется кто-то, готовый на все ради золота. Блеск желтого металла действует на людей гипнотически. Металлический цилиндр, который был заложен в тайник под лестницей замка Нидзица, был не единственным. Несколько кипу Себастьян закопал в горной пещере в Карпатах, а последнее узелковое послание приберег для внука Антонио. Серебряный футляр отправился вместе с мальчиком в его новую семью. Этот футляр не открывался. Чтобы добраться до содержимого, необходимо было распилить его.

Прощаясь с внуком, Бежевичи сказал ему, что в футляре хранится наследство его великих предков. И что только богам известно, когда придет время воспользоваться этим наследством. Мальчик был еще мал, подавлен смертью матери, испуган разлукой с дедом и неизвестностью, которая ждала его. Он ничего не понял, но запомнил, что должен держать футляр при себе.

«Когда ты вырастешь, женишься и у тебя родятся дети, передай футляр тому, кто будет достойным этого, – напутствовал его Себастьян. – Больше мы с тобой не увидимся».

«Теперь у меня не будет ни мамы, ни дедушки? – заплакал мальчик. – Я останусь совсем один?»

«У тебя будут новые родители и новый дом! Забудь все и начни жизнь с чистого листа. Иначе она оборвется раньше, чем ты успеешь насладиться ею».

Антонио стало так страшно, что сердце заколотилось у него в груди и он начал задыхаться. С тех пор у него случались приступы одышки. Однако эта странная хворь не помешала ему достойно прожить свой век и передать серебряный футляр своему внебрачному отпрыску.

«Что это?» – удивился Ян, когда все вышли и оставили его наедине с умирающим отцом.

«Никто не должен знать, что нас с тобой связывают родственные узы, – прошептал старик. – Я унесу эту тайну в могилу. И ты сделаешь то же самое!»

До сей поры мать не говорила Яну, кто его отец, и он считал Антона Бенеша своим добрым покровителем.

«Такова моя воля, – заявил Бенеш, и Элишка не осмелилась перечить. – Главное, вы ни в чем не будете нуждаться. Я позабочусь о вас!»

Он свято выполнял свое обещание, а Элишка – свое. Они редко виделись, а когда Ян подрос, визиты отца в Берн, где он снимал крохотный домик для любовницы и сына, становились все реже. Чувства остывают, и даже самая пламенная страсть постепенно угасает.

Передавая сыну серебряный футляр, Бенеш объяснил, что эта вещица – память о его предках, которых Ян должен почитать.

«Храни футляр, как зеницу ока», – повелел отец. О том, что находится внутри, старик ни словом не обмолвился. Ему удалось преодолеть искушение вскрыть серебряный цилиндр, и он потребовал того же от Яна. Парень сгорал от любопытства, но мать убедила его не нарушать волю покойного.

«В этом есть что-то кощунственное, сынок, – рассудила Элишка. – Выполни наказ своего отца, каким бы странным он тебе ни показался…»

Глория пыталась найти выход из тупика, в который загнал себя Лавров. И с досадой признала, что пока не видит света в конце туннеля. Ясно одно: ожерелье Камиллы связано с тайной золота инков… но каким образом?

Спустившись в мастерскую, она застала там карлика. Уродец с лицом прекрасного принца удобно устроился на бархатном диване, свесив короткие кривые ножки.

– Ты призрак, – горько усмехнулась Глория, глядя в его бездонные глаза.

– Ты тоже, – ничуть не смутившись, парировал Агафон. – Мы по разные стороны жизни и смерти, только и всего. Для меня ты такой же фантом, как и я для тебя.

Она вздохнула и уселась напротив него, сложив руки на груди.

– Хочешь его спасти? – серьезно осведомился карлик.

– Лаврова?

– Кого же еще?

– А есть средство?

– Трудно уберечь человека от самого себя. Он нарочно поступает наперекор здравому смыслу.

– Скажи лучше, что делать?

Жестом фокусника уродец достал из кармана своей широкой блузы шнурок, похожий на шнур для портьер, и помахал им в воздухе.

– Вязать узлы!..

Москва

– Рассказывай, – сказал сыщик, когда Катя немного успокоилась. – Что случилось с твоим отцом?

– Они с мамой ездили выбирать мебель для загородного дома. И попали в аварию…

– Мать жива?

Катя прижимала руки к горлу, как будто ей было нечем дышать. Каждое слово приходилось вытягивать из нее клещами.

– Мама чудом… уцелела…

– Как это произошло? Я имею в виду аварию.

Катя опять разрыдалась. Она захлебывалась слезами и отталкивала стакан с водой, который протягивал ей Роман.

– Это все… из-за меня… Мы ужасно поссорились перед тем, как… Я должна была ехать с ними… но после скандала отказалась… Никогда себе не прощу!.. Никогда…

– Ссора здесь ни при чем, – пытался вразумить ее Лавров, но Катя его не слышала.

– Папа страшно разозлился… он был в ярости!.. Теперь я уже не смогу помириться с ним… Уже ничего нельзя исправить!..

– Где у тебя аптечка?

Катя молча плакала, вытирая лицо бумажным полотенцем. Роман поискал в шкафчике аптечку и накапал ей валерьянки.

– Успокойся. Сколько бы ты ни плакала, это отца не вернет. Где его тело? В морге?

Она кивнула, сотрясаясь от нервной дрожи. В большой московской квартире Туровских было тихо и сумрачно. Все окна занавешены, на столе теплятся желтые церковные свечи.

– А мама где? В больнице?

– Да…

– Надо ехать к ней. Давай, собирайся.

Ему пришлось помочь Кате умыться и натянуть на себя темное платье в мелкий цветочек. В родительской квартире была большая гардеробная, но подобающей случаю траурной одежды там не оказалось.

– Мама ненавидит черный цвет…

– Адрес больницы! – потребовал Лавров, чтобы хоть как-то встряхнуть Катю. – Да прекрати реветь! Может, твоей матери срочно лекарства нужны, а ты нюни распустила…