В квартире, закрыв за собой дверь на все замки, Лика, не раздеваясь, рухнула на пуфик в прихожей и закрыла руками лицо. Куда ей бежать? Возвращаться в Ушум? Невозможно. Звонить Смирнову? Но что она ему скажет? Что за Стефи прилетал дракон и унес ее в подземное царство? Бред… Зачем соседский мальчик выдумал все это? И почему именно дракон?

– Я же никому не рассказывала о своих страхах, кроме сыщика, – прошептала Лика. – Откуда Дорик узнал? Господи… что мне делать?

Ночь прошла без сна; серое, унылое утро не принесло облегчения. Теперь, когда Стефи умерла, у Лики осталась только Чань. Кукла без сердца, без чувств… но и без недобрых помыслов. Они долго беседовали, вернее, Лика говорила, а Чань слушала. В ее неподвижных зрачках застыл немой вопрос: «Чего ты ждешь от меня, маленькая хозяйка?»

Для Чань Лика продолжала быть ребенком, девочкой с косичками и веснушками на носу – наивной и по-детски непосредственной.

«Позвони ему», – сказала Чань. Или Лика создала слова куклы в своем воображении, которым ее бог не обделил? Все, чего не хватает в жизни, можно получить в мечтах. Лика давно мечтала, чтобы Чань научилась говорить, стала ее верной, надежной подругой.

– Хорошо, Чань, – кивнула она кукле. – Я так и сделаю. Я знаю, ты плохого не посоветуешь.

Дрожащими пальцами она набрала номер телефона Ростовцева, – его визитка лежала на тумбочке, рядом с очками Стефи. Лика положила трубку на рычаг, взяла очки, отнесла их на кухню и выбросила в мусорное ведро. Стефи они больше не понадобятся. Потом повторила набор.

– Слушаю, – твердо, деловым тоном произнес Ростовцев.

– А-альберт Юрьевич? Это Лика. Вы… можете приехать? Мне очень, очень страшно!

– Вы где? Дома?

– Да…

– Сейчас буду.

Она взяла куклу под мышку и поплелась в гостиную. Что угодно лучше, чем сидеть одной в этой пустой, гулкой квартире… где недавно стоял гроб, окруженный венками, и витал удушливый запах смерти. Пусть приезжает хоть Ростовцев, хоть сам черт с рогами! Лишь бы не смотрела изо всех углов пустота, не отзывалось отовсюду безликое эхо…

Лика налила себе в рюмку коньяка, залпом выпила, поперхнулась, долго кашляла, вытирая выступившие слезы. Опьянения не наступило, и она снова налила и выпила.

Ростовцеву пришлось несколько раз звонить, ждать, пока она доберется до двери и откроет. Он опешил, увидев ее состояние. Лика была не просто пьяна, она была совершенно невменяема – покачнулась и упала бы, не подхвати он ее вовремя.

– Вот это номер, – пробормотал гость. – Что-то случилось?

– Увези… увези-те… меня о-отсюда… все равно, куда…

Вряд ли она понимала, о чем просит.

Без лишних разговоров Альберт Юрьевич помог ей одеться, нашел на тумбочке ключи, закрыл дверь и вызвал лифт. Лика уронила голову ему на плечо… и он снова ощутил, что это уже происходило с ним. Звук поднимающейся кабинки, женщина, повисшая на его руке, ее запах, – жасмин, коньяк, – ее волосы, небрежно заплетенные в косу, ее теплое дыхание… все это он уже чувствовал, уже переживал…

Лифт остановился, раскрылся. Ростовцев и Лика шагнули внутрь, будто в бездну… он боялся пошевелиться, спугнуть полноту счастья, в существование которого давно перестал верить. Кабинка, шурша, опускалась вниз, на мгновение дав приют двум мятущимся душам, став их маленьким, безопасным убежищем. Внизу двери разъехались в разные стороны, выпустили двух странников в огромный, полный разноголосых обитателей, шума и снега мир большого города.

В машине Лика уснула, Ростовцев косо поглядывал на ее чистый, нежный профиль, на завитки волос у висков, на рассыпавшуюся косу. Какое-то странное, до дрожи знакомое и вместе с тем новое, острое волнение просыпалось в нем. Так весенний ветер приносит запах талой воды, подснежников, клейких тополиных почек, – хорошо знакомый и одновременно новый, свежий. Все это уже было… и все равно ждешь этого, вдыхаешь, словно впервые, аромат майских ночей, распахиваешь окна в сад, любуешься зачарованной луной, зелеными звездами… и ощущаешь, как сердце раскрывается для новой любви и новых надежд.

Ростовцев привез Лику к себе, в свою квартиру, где после ремонта стоял еще слабый запах лака и дерева. А куда было везти ее, едва державшуюся на ногах, заплаканную, растрепанную, в домашнем платье? Он снял с гостьи пальто, отвел в «китайскую» гостиную и уложил на диван. Пусть поспит.

Лика спала недолго, беспокойно ворочаясь, открыла глаза и с нарастающим испугом привстала.

– Это… вы? Откуда вы здесь?

– Я, – с удовольствием кивнул головой Альберт Юрьевич. – Вы у меня в гостях, Лика.

– У вас? Как… как я сюда попала? Господи! – она взялась за голову. – Какой ужас! Я, кажется, напилась? Ой… все плывет…

– Надо крепкого зеленого чая, – предложил он. – Пойду приготовлю.

– Не уходите! Я… мне страшно… был какой-то кошмар во сне. Или наяву?

Она вспомнила мальчика из соседней квартиры – Дорика – и зажмурилась, вздрогнула. Он говорил о драконе. Кошмар из снов перекочевал в действительность.

– Я мигом, – успокаивающе произнес Ростовцев. – Через пять минут вернусь с отличным тонизирующим напитком. Вы пока прилягте.

Лика послушно опустилась на желтую шелковую подушку, обвела глазами комнату: много красного, светильники в виде низких китайских фонарей, много ваз, два веера на стене. Это не ее гостиная? Ах, да… Альберт Юрьевич говорил, что она у него в гостях. Выходит, он ее напоил? Или она сама пила? Привкус коньяка во рту подтверждает… что подтверждает? Ах, не все ли равно?!

– Вот и чай! – Ростовцев вернулся с расписанным ирисами подносом, на котором стояли пиалы с густой зеленоватой жидкостью. От пиал шел пар. – Прошу.

– Извините, ради бога, – пробормотала она, краснея. – Как меня угораздило?

– Бывает. Вы пейте… а потом я покажу вам мою коллекцию оружия. Любите оружие?

– Не знаю… наверное, не очень. Я неплохо умею стрелять, а вот пользоваться ножом так и не научилась. Аркадий, мой отчим… пытался привить мне охотничьи навыки, но я оказалась неважной ученицей.

Ее сознание медленно прояснялось, и ярче становились краски причудливо обставленной комнаты, четче проступали контуры предметов. Красноватый свет скрадывал детали, обволакивал пространство сумрачной дымкой.

– Ну, как… вам лучше?

Чай, горький и вяжущий, тем не менее, был приятен на вкус. Лика поставила пиалу на поднос, удовлетворенно вздохнула.

– Представьте, да. Можно потом еще?

– Сколько угодно, – Ростовцев улыбнулся. – Как насчет оружия?

Ей хотелось отвлечься, забыться, почувствовать себя обычной женщиной, – беззаботной, без этого страшного груза на душе, без мыслей о драконе.

– Показывайте…

Альберт Юрьевич оживился, повел гостью в кабинет, где одну стену занимали книжные полки, а другую – драпировка из темно-коричневого бархата, на которой тускло мерцали мечи разной длины, шесты, бамбуковые палки. Коллекция поражала не количеством предметов, а искусством отделки и древностью.