Несколько минут мы молчали. Я пылесосил. Потом взялся менять простыни.

— Победа — это ловушка, фикция.

— Не знаю, мне насрать, — Юкка никак не мог покончить с расчётами.

— Если ты всё время побеждаешь, ты теряешь самоконтроль, становишься заносчивым. Я победил, значит, я прав! Победа туманит разум. Ты начинаешь гордиться своей победой, ничего вокруг не замечая. Отмечаешь годовщины, обрастаешь новыми историями о своих подвигах, живёшь прошлым. А в это время тот, кого ты победил, осознаёт промахи и развивается. Победитель расслабляется и деградирует, проигравший вырывается вперёд.

— Ага.

Я застелил кровать и уселся на край.

— А знаешь что самое интересное?

— Что?

— Что победа часто оказывается не тем, что ожидал. Мать мне рассказывала про свадьбу своей институтской подруги. Всё было чин-чинарём: тамада, «горько». Начали, короче, букет невесты кидать. Ну, бабы все сбежались. Но одна была самая активная. Подруга матери, нападающая институтской сборной по баскетболу. Ей этот букет до зарезу был нужен. Мать говорила, что она ужас как замуж хотела, а никто не брал. Больно здоровая. Короче, она естественно прыгнула выше всех, схватила букет мёртвой хваткой и… пол был скользкий, там кто-то «оливье» уронил, и она, фигакс, как долбанётся, со всей дури, спиной об угол стола.

— Ага.

— Девятнадцать лет лежала парализованная, в позапрошлом году умерла.

— Ага.

— Вот тебе и победа…

— Ага.

— Ты согласен?

— Ага.

— Реально, ты тоже так думаешь?!

— Что?

— Спрашиваю, ты со мной согласен? Насчёт победы?

— Сань, я считал, я не слушал.

Я плюнул и вышел на свежий воздух. У меня имелась специальная бумажка, где я отмечал убранные комнаты. Я достал её, сверился с номером на двери и вычеркнул «307».

Наступили наши последние дни в Америке. Поток туристов стал ослабевать, но страстей в греческой семье только прибавилось. После драки Олимпии и Марианны произошло сразу два неприятных события: я порезал руку и в холодильной комнате стало пропадать пиво. Начну по порядку. Придя на рабочее место, я обнаружил, что сменщик Джон, не заготовил накануне салаты, а официантки уже выстроились за ними в очередь. Я принялся в панике хватать мытую зелень из раковины и материть Джона. Спешка сделала своё — я смахнул с полки вазочку для мороженого, она разлетелась на мелкие кусочки, которые осыпали заготовленную зелень. Весь дневной запас был уничтожен. Я принялся выгребать зелень из раковины — в руки тут же впились злобные осколки. Прибежала Марианна.

— Что ты натворил, Алекс?!

— Вазочка разбилась… зелень испорчена…

Марианна разозлилась, будто вазочка была зеркалом тролля, и один из осколков угодил ей в глаз.

— Ты, недотёпа, вычищай раковину скорее! Неси новую зелень из холодильника! И не забудь надеть резиновые перчатки, не хватало, чтобы ты всё тут кровью заляпал!

Когда я вернулся с ящиком зелени, полупрозрачные перчатки успели побуреть от наполнившей их крови. Марианна строго сказала:

— Сорок долларов! Из твоей зарплаты мы вычтем ровно сорок долларов! Столько стоят испорченные тобой продукты!

Вскоре ко мне подошёл Бельмондо.

— Слушай, Алекс, ты не в курсе, куда девается пиво из холодильника?

— Какое пиво?

— Пиво, которое хранится в холодильнике с продуктами.

— Не знаю.

— Оно пропадает, это не твоих рук дело? — Бельмондо смотрел мне прямо в глаза.

— Нет. Зачем мне ваше пиво?

Он не отводил взгляд.

— Эй, я же всегда у тебя на виду! Какое пиво?

— Меня не проведёшь! Я не забыл ту историю с золотым кулоном! У меня тут везде камеры! Даже в туалете! Я вижу, как ты булочки ешь. Сегодня же просмотрю плёнку, — пригрозил Бельмондо и ушёл к своей плите, мешать суп.

Судьба не упустила шанс подшутить над нами ещё раз. Возвращаясь из библиотеки, мы повстречали толпу потных старшеклассниц. У них был урок физкультуры. Они бежали прямо на нас. Их волосы липли ко лбам, щёки пылали, груди, вод взмокшими натянутыми майками, тряслись. Мы в шутку сделали вид, что убегаем. Старшеклассницы на юмор не среагировали. Тогда мы просто пропустили их мимо и ещё долго смотрели вслед.

Через несколько дней Бельмондо, как ни в чём не бывало, отвёз нас в бар. Это было первым развлечением за три месяца труда и скитаний.

— Школьники вернулись с каникул, бары полны молодёжи. Вам надо развлечься, я покажу вам одно местечко.

Мы согласились и после работы втроём отправились в город. Проезжая мимо дома с тёмными окнами Бельмондо притормозил.

— Это тот дом, над которым появляются инопланетяне.

— Ух ты!

— Здесь я видел Мадонну, — я повернул голову и всмотрелся в лицо грека. Ни капли иронии. — Хотите, подождём, может увидим что-нибудь.

Неподалёку, поёживаясь на ночном сентябрьском ветерке, собирались туристы.

— Который час?

— Без пятнадцати полночь.

Мы принялись ждать. Минуты тянулись мучительно медленно. Показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я снова взглянул на часы.

— Без десяти. Они над нами издеваются.

Мы снова смолкли. Вдруг меня стал одолевать необъяснимый страх. Какая-то жуть поднималась по спине. Я украдкой бросил взгляд на Юкку и Бельмондо, их лица были напряжены, Бельмондо кусал губы. Юкка мял ладони. Похоже, они тоже боялись. Я решил промолчать.

Прошло ещё пять минут. Я обратил внимание, что толпа туристов почему-то редеет. Неужели и они струхнули?

— Может, поедем, выпьем, а? — неожиданно предложил Бельмондо. — Чего тут торчать, детские байки.

— Да, поехали, а то холодно, — с радостью подхватили мы с Юккой.

Бельмондо завёл мотор без одной минуты полночь. Я обернулся. Туристов совсем не осталось. Только в одной из машин, стоящей напротив, сидела девушка. Это была Лица.

— По «столичной»? — проорал Юкка мне в ухо.

Я кивнул. В баре, переполненном весёлыми студентами, стоял дикий гам. Пьяные парни и девицы хохотали во всё горло, обнимались, целовались и ласкали друг друга у нас перед носом. Мы были, словно монахи, перед которыми разыгрываются сцены дьявольских искушений. Мы были слишком измождены для флирта.

— Если бы вы знали, парни, как здорово, что вы приехали! — Бельмондо искренне улыбался.