– Вы наблюдали за мной.

Тот не смог скрыть свое недовольство:

– А вы, похоже, решили развлечь меня этим спектаклем.

Мужчина вновь засмеялся. Тихо. Опасно.

– Садитесь. По-моему, вам нужна помощь.

Стул, который взял Бланкеншип, заскрипел в знак протеста.

– Так значит, это вы послали мне записку? Кто вы?

Он изучал незнакомца. На длинных пальцах – маникюр, волосы причесаны. Одежда безукоризненна. Может быть, лорд?

– Хьюго Уэверли.

Он слышал это имя, только не мог припомнить где.

– Почему вас интересуют мои дела? – Рука Бланкеншипа все еще лежала на пистолете в пиджаке.

Уэверли не сводил с него холодных карих глаз.

– У нас общий враг, не так ли?

У того внутри все перевернулось. Любой, кто знал о его делах, представлял угрозу, однако человек подобного типа мог оказаться потенциальным союзником.

– Я так полагаю, вы имеете в виду герцога Эссекского? – Бланкеншип откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. – Что вы имеете против него?

– Это личное. Достаточно будет сказать, что я хочу помочь. Я знаю одного человека. – Уэверли перебирал пальцами по стакану и вертел его перед собой, не сводя взгляда с собеседника. – Он профессионал с большой буквы. Глаза и уши повсюду. Специализируется на делах деликатного свойства. Если вы хорошо ему заплатите, может вернуть вам то, что принадлежит вам по праву. – Уэверли улыбнулся. – А мне будет приятно узнать, что у Эссекского отобрали кое-что из того, что он любит.

– Вы считаете, он ее любит?

– Я ничего не знаю ни о какой женщине. – Беглый взгляд мужчины остановился на Бланкеншипе. – Насколько мне известно, это касается неправомерно присвоенной части собственности, ничего более. Эссекский думает, будто получил право на нее, но мы оба знаем – она не его. Это не меняет того факта, что он печется об этой… собственности.

– Кто этот человек?

Уэверли полез в карман и достал тонкий лист бумаги. Он протянул его через стол. Бланкеншип, взяв листок, внимательно взглянул на имя и адрес.

– Следует добавить, есть еще кое-кто, кто мог бы стать вам полезным. Тот, кто отлично знает привычки Эссекского. Вам стоит всего лишь заглянуть в колонку Общества Леди в «Квизинг-глаз газет», чтобы определить ее личность.

Удовлетворенный, Бланкеншип поднялся, собираясь уйти.

– Бланкеншип?

Его плечи напряглись, но он повернулся лицом к Уэверли.

– Эссекский особенно ненавидит, когда то, что имеет для него значение, разбито.

Как только Годрик закончил встречу со стряпчим, они с Эштоном зашли в небольшой ювелирный магазинчик на Регент-стрит, куда он раньше часто наведывался. Герцог рассматривал блестящие безделушки на витрине – обдумывал, выбирал, сомневался. После пристального изучения выбрал золотой гребень, украшенный бабочкой опалового цвета с перламутровыми крыльями.

Эмили напоминала ему бабочку. Она летела к своей свободе всякий раз, когда он пытался поймать ее, но, когда сидел смирнехонько, награждала самыми восхитительными поцелуями, предназначенными только для него одного.

Годрик провел большим пальцем по гладкому опалу и перламутру, представляя его в волнах золотисто-рыжих волос. Он с огромным удовольствием снимет его ночью, после того, как она заберется в его кровать. Ее волосы ниспадут вниз цветным водопадом.

Его светлость снова вел себя подобно юнцу, не уверенному, как лучше завоевать женщину. Сколько лет прошло с тех пор, как он и его друзья рассуждали о лучшем способе завоевать сердце девушки?

Годрик выбрал расческу, подходящую к гребню, затем протянул владельцу магазина кожаный ошейник с серебряной табличкой, чтобы на ней выгравировали имя Пенелопы. Как только все было готово, они с Эштоном вышли.

Настало время нанести визит Альберту Парру.

Болезненного вида дворецкий с самым строгим и неприветливым видом показал им, что они могут войти. Он просто сделал шаг в сторону, уступив им дорогу, затем провел их по коридору. Годрик сердито посмотрел на беспорядок вокруг. Он провел пальцем в перчатке по стойке перил и, вскинув бровь, посмотрел на серое пятно пыли, испачкавшей ткань. Дом находился всего в нескольких улицах от Парк-Лейн[7], однако в первоочередные заботы Альберта Парра явно не входил контроль за работой слуг.

– Бедная Эмили, – пробормотал себе под нос Эштон. – Не самое приятное место для жизни.

– Моя Эмили достойна дворца, – зло проворчал Годрик, – где атласные простыни и тысячи слуг.

Эштон вскинул бровь.

– Ты имеешь в виду, она заслуживает поместья Эссексов, к примеру?

Годрик молча обдумывал этот комментарий.

– Пока что так и есть.

– Почему не дольше? Скажем… навсегда?

– Что мне с ней делать, Эш?

– Добейся ее расположения. Она ненадолго останется несорванным плодом, мой друг. Не лучше ли, чтобы это был ты, а не какой-то мерзавец вроде Бланкеншипа? Эмили стоит человека, который был бы нежным и страстным с ней.

– И что потом? Я испортил ей репутацию. Что мне, жениться на ней и жить счастливо всю оставшуюся жизнь? Ты сам все прекрасно знаешь.

Люди, которых он любил, либо покидали его, либо предавали. Он не хотел ни того, ни другого с Эмили.

– Разве не это делают исправившиеся повесы?

– Кто сказал, что я исправился?

Эштон просто улыбнулся.

Оба молодых человека больше ничего не сказали, так как лакей провел их в кабинет Парра. Проныра дядя Эмили, наклонившись над столом, читал какие-то письма. Сначала он лишь мельком взглянул на посетителей, затем посмотрел более внимательно.

Вместо того чтобы выказать герцогу и барону подобающее почтение, Парр неохотно поднялся.

– Почему так долго?

Герцог смерил его взглядом, и мужчина добавил:

– Ваша светлость.

Годрик крепко сжал руки в кулаки. У Эссекского было странное ощущение, будто его разыгрывают.

– Я хотел бы обсудить с вами мои инвестиции.

Его светлость и Эштон подошли к столу Парра с таким сердитым видом, что любой другой убежал бы от них, как от самого черта с копытами.

Парр снова опустился на свой стул, посматривая на них.

– Это так вы называете мою племянницу, ваша светлость?

– О? У вас есть племянница? – Годрик улыбнулся, но улыбка не отразилась в его глазах. – Эштон, ты слышал? У Парра есть племянница. Как мило.