он старался смахнуть мои слезы, прежде чем они успевали упасть. Он целовал меня всю ночь напролет. Целовал до тех пор, пока мои губы не распухли, а на сердце не появились синяки. Он отчаянно хотел оставить свой след, и на этот раз я ему позволила.

На следующий день я уехала на похороны и больше не вернулась.

Дженна полетела со мной, справившись со всем, с чем не справилась я сама: с бумагами в колледже, с вопросами мамы, с нарядом для похорон. Она держала меня за руку во время службы, во время потока людей, выражавших свои соболезнования.

В тот вечер, когда мы вернулись в мамин дом, я села за компьютер и стала писать.

Я писала страницу за страницей абсолютно ни о чем, но обо всем, что было для меня важно в тот момент. Каждое слово заставляло меня чувствовать себя лучше и хуже одновременно. Я словно гналась за одним чувством и убегала от другого по кругу, пока у меня не заболели пальцы. Думаю, мне нужна была та первая, настоящая сердечная боль, чтобы писать так, как я писала в ту ночь. Слова не выходят из сердца, которое никогда не чувствовало. Они рождаются из боли, из любви, из невыразимых глубин, и они были моей единственной разрядкой.

В ту ночь я также пообещала себе, что больше не буду пробовать алкоголь.

Когда последний вкус Джейми еще был свеж на моих губах, я отложила его на полку, зная, что выпью досуха, если не отпущу. Потребовалось описать свои чувства, чтобы я смогла назвать причину, по которой я оставила Джейми. Правда заключалась в том, что я верила ему, когда он говорил, что любит меня. И я знала, что он любит меня настолько, чтобы позволить мне отпустить его. Каждый день я с трудом вставала с постели. Каким бы человеком я была, если бы позволила Джейми любить меня в таком состоянии?

Оказалось, что я была водой, а он – виски, и я не могла разбавить его. Не теперь, когда знала, что он любит меня настолько, что позволяет поступать именно так. Мне нужно быть сильнее, чтобы в следующий раз, когда я растаю с ним, стать льдом.

Я все-таки сделала один телефонный звонок в университетский городок – Итану. Сказала по телефону то, что он заслуживал услышать лично. Потом окончила учебу в университете и всегда старалась уезжать из города на лето, думая, что Джейми может вернуться.

Он звонил мне дважды в год. Один раз на мой день рождения и один раз в годовщину смерти отца. Я никогда не отвечала. И никогда не перезванивала. Казалось, я пыталась отпустить Виски, а он – удержать меня.

Это был лишь вопрос времени, когда мы выясним, кто станет победителем в этой гонке.

Глава одиннадцатая

Ясность

Даже находясь далеко от берега, я еще слышала звонок своего мобильного телефона. Еще чувствовала, как он вибрирует, как в то утро, как каждый год в этот день с тех пор, как я покинула Калифорнию. И как всегда, я позволяла ему вибрировать и звонить, не заглушая его, но и не отвечая. Я смотрела на его имя на экране и думала про себя, что я почти у цели – уже почти дошла до того момента, когда смогу ответить. Я была ближе, но еще не дошла до него. Этот телефонный звонок не выходил у меня из головы, пока я лениво покачивала ногами в воде, сидя на доске.

За последние три года я чувствовала себя нормально только в двух случаях: когда писала и когда занималась серфингом. Каждое времяпровождение давало свой уникальный вид утешения.

Когда писала, я сталкивалась со своими страхами – своими тревогами, своими чувствами. Я облекала их в слова, давала им жизнь, давала им понять, что признаю их существование. Своеобразная терапия. И даже если никто, кроме преподавателей, не видел написанного, было приятно просто выплеснуть это из себя.

С другой стороны, серфинг был шагом, предшествующим написанию. Так я поступала, когда нужно было избежать какого-то чувства или дать себе время подумать над ним, прежде чем ткнуть пальцем в его грудь и назвать его по имени. Я понимала, что еще предстоит пройти долгий путь, чтобы снова стать цельной.

Волна была меньше, чем в Калифорнии, но ее хватило. Когда начала формироваться идеальная волна, я наклонилась вперед и быстро оттолкнулась веслом. Вскочила на доску как раз в нужное время, чтобы поймать вершину и поплыть обратно к берегу. Пока скользила по гребню, ветер трепал мои длинные мокрые волосы, и я чувствовала себя свободной.

Затем я немного отплыла, села и снова встала на доску, глядя на солнце, которое еще пыталось проснуться вместе со мной.

Прошло ровно три года со дня смерти отца.

Как сильно изменилась моя жизнь с того дня.

Каждый болезненный момент на пути исцеления, который я прошла с тех пор, сохранился в памяти. Я помнила разрыв с Джейми на пляже, оцепенение после похорон, отрицание и отчаяние, которые преследовали меня почти год, прежде чем я наконец-то начала принимать реальность и приспосабливаться к ней. Писательство и серфинг стали моей единственной отдушиной.

Сначала я сходила с ума, ища в интернете ответы на вопросы о смерти отца. Я изучила все, что можно было узнать об ударе электрическим током в воде, как будто это могло помочь. Будто это могло вернуть его или сделать менее тяжелыми слова его друзей о том, как трагично было потерять отца в результате несчастного случая. Я ненавидела, когда все вокруг так говорили. Ненавидела эту глупую фразу, потому что она не дарила ни утешения, ни ясности.

Затем мама убедила меня попробовать терапию. Спустя столько лет она наконец-то избавилась от груза того, что сделал с ней мой отец. Казалось, что его смерть убила ее и освободила в равной степени, и психотерапевт помог ей разобраться с этими чувствами. Но уже после двух сеансов я поняла, что это не для меня. Я не хотела говорить.

И поэтому писала.

В конце концов, потихоньку писательство стало действительно помогать – особенно после того, как я выбрала «английский язык и писательство» своей специализацией в университете. Как только мне начали давать письменные задания и поручили читать другие художественные произведения, с помощью которых я лучше понимала свои чувства, все стало по местам, и я почувствовала облегчение.

Мама тоже помогала мне вместе со