И проснулась.

Комнату уже затопил сумрак, он так сгустился, что казалось — за окном уже ночь.

Смех.

Он по-прежнему доносился из-за стены. Из соседней комнаты.

Клео села, босые ступни колол синтетический коврик. Оранжевый.

Смех все перекатывался за стеной. Резкий, пронзительный. Пьяный хохот женщины. Между взрывами смеха Клео слышала рокот густого мужского баса.

Встав, она подошла поближе к стене, намереваясь приложить к ней ухо. Собираясь с духом, она вытянула руку, прижала к стене ладонь. И ладонь вошла в стенку будто в мутную воду.

«А-а, это я еще не проснулась, — поняла Клео. — Я еще во сне».

Могла бы и сразу догадаться — та же атмосфера, зловещая, искаженная, как в старом кошмаре про тыкву, Клео охватило недоброе предчувствие, осознание — вот-вот произойдет нечто дурное, и помешать этому она никак не сможет.

Клео нажала на стенку сильнее — рука вошла по самое плечо. Потом хотя она очень хотела проснуться, хотя ни за что не хотела этого делать, но все равно последовала за своей рукой — сквозь стену… и наконец очутилась в соседней комнате, в точности такой же, из какой пришла: только эта была зеркальным отражением первой. Кровать стояла не у западной стены, а у восточной, зеркало висело напротив нее. А оранжевое покрывало по-прежнему лежало на кровати. На окнах так и висели оранжевые шторы.

Сначала Клео показалось, что она одна, но потом она обнаружила — это не так. В центре комнаты, спиной к ней, находился какой-то мужчина. Откуда он появился? Он наклонился, целиком уйдя в какое-то занятие.

Клео смотрела. Мужчина взялся за уголки оранжевого покрывала и начал заворачивать в него что-то, закатывать туда, связывать узел.

Что это он делает?

Закончив, он поднял узел, видимо, очень тяжелый, потому что мужчина чуть не рухнул под его тяжестью. Буркнув что-то, он выругался, пытаясь снова поднять свою ношу. Но узел, вырвавшись из рук, свалился на пол к его ногам. Он ворчал и ругался, потом схватил покрывало за один угол. Пятясь, стал тянуть его к двери, оставляя на ковре темную дорожку.

Клео пошла по этой дорожке за мужчиной, вышла из двери, туда, где разинул в ожидании зев багажник. Мужчина оглянулся на Клео.

И теперь она разглядела, что это Харви.

— Чего стоишь? Давай помоги мне спрятать ключ.

Он смотрел ей прямо в глаза, ничуть не встревоженный и не удивленный тем, что она все видела.

— Хватайся за другой конец.

Они подняли узел, тот оказался почти невесомым. Зачем ему вообще потребовалась ее помощь?

— Залезай! — скомандовал он, тыкая на багажник.

Клео помотала головой. Ей совсем не хотелось лезть в багажник и лежать там скрючившись рядом с оранжевым узлом.

— Давай же! Я подвезу тебя.

Попутка ей действительно была нужна. Это верно.

— Из города? — уточнила она.

— Да куда угодно.

— Так, значит, ключ у вас?

— Я сам и есть ключ.

— Я не понимаю…

— А тебе и незачем. Это сон.

Она вгляделась в него пристальнее и вдруг обнаружила — стоит перед ней вовсе не Харви, а доктор Кэмпбелл. И с самого начала был Кэмпбелл.

— Полезай в багажник!

— Я не могу.

— А ну живо!

Повернувшись, Клео попробовала бежать. Бежать-то она бежала, но ноги ее вязли в чем-то густом, бездонном. В коврике. Оранжево/ч лохматом коврике. И она не двигалась с места, не продвигалась вперед. Она знала — он неотступно следует за ней, дышит ей в спину, настигает ее.

Она почувствовала на своей руке его жесткие пальцы.

Завизжала, обернулась…

Проснулась Клео с колотящимся сердцем, одежда у нее стала влажной от пота. Разбудил ее собственный визг. Отзвук его еще звенел в ее ушах. Она действительно так громко вскрикнула? А если да, то слышал ли ее еще кто-то?

Она села, сердце у нее гулко стучало, жутковатое ощущение после сна все еще давило ее.

Теперь и в самом деле стемнело, это первое, что отметила Клео в ожидании, пока уймется стук сердца. Она нашарила выключатель настольной лампы и, включив свет, взглянула на часы: 9.00 вечера. А ей показалось, что спала она всего несколько минут, хотя на самом деле проспала несколько часов. Все тело тяжелое; держалось дурманное чувство, какое нападает после долгого сна, случившегося в неурочное время. Она увидела в изножье кровати принадлежности Вестника. Удирать из города еще рановато, но ей нужно хотя бы ненадолго уйти из мотеля.

Клео умылась, сменила блузку — к сожалению, ту, что уже носила, захватила с кровати собачье имущество и отправилась в ночь.

Часы с кукушкой отбили полчаса.

Дэниэл в одних шортах сидел, ссутулившись, в углу кушетки, закинув голые ноги на кофейный столик. С волос, еще мокрых после душа, капало на плечи, вода ручейком стекала ему на грудь.

Он взглянул на часы ручной работы. Часы эти приплыли в Америку на корабле вместе с его шотландскими предками. Кукушка, откуковав, исчезла, деревянные дверцы со стуком захлопнулись за ней. Всего только половина десятого. Вечер полз улиткой.

Часы были еще одной страстью Бью. Дэниэл предпочел бы не заводить кукушку — кому нужно слышать кукованье и стук дверцы двенадцать раз посреди ночи? Но Бью, человек одержимый и дотошный, каждое утро перед завтраком подтягивал обе гирьки-шишки, давая птичке возможность куковать вволю все двадцать четыре часа. Несколько раз Дэниэл попытался было уговорить его заводить только часы, но Бью уперся — заводить надо все.

Был субботний вечер. Закусочная «Приятного аппетита» открыта до половины одиннадцатого сегодня, и дом без Бью казался таким пустым. Бью даже собаку не оставил для компании Дэниэлу. Вестника он прихватил с собой, объяснив, что хочет познакомить с ним Матильду.

— У нее позади кафе есть огороженный двор, — сказал Бью. — Вестник сможет побегать там, пока я не закончу работу.

Дэниэл знал — Бью полезно ходить на работу. Полезно находиться среди людей. Бью просто расцветал от общения с людьми.

Дэниэл все время относился к Бью как к обузе, пусть желанной и любимой. Но на самом деле он совсем не был бременем. Забота о брате придавала цель и смысл жизни Дэниэла. А теперь, когда Бью все больше становится независимым, Дэниэл начинал недоумевать — а как же теперь он сам вписывается в картину?

Рассеянно Дэниэл взялся за пульт телевизора и пробежался по каналам, не находя ничего интересного, чем можно было отвлечься.

Вдруг в дверь раздался стук, хотя ничьих шагов он не слышал. Дэниэл выключил телевизор, бросил пульт на кушетку и открыл дверь, одновременно включив фонарь над крыльцом.