с неистовой силой, швыряя ветками, песком и мелкими камушками. Кино с Хуаной плотнее запахнули одежду, прикрыли носы и ступили за порог. Ветер разогнал облака, и на черном небе холодно сияли звезды. Путники шли осторожно, не углубляясь в город, где их мог заметить какой-нибудь задремавший на крыльце пьянчужка. Ночью все люди запирались в домах, и любой, кто бродил в темноте, вызывал подозрения. Обогнув город по краю, Кино по звездам повернул на север и вышел на разбитую колесами песчаную дорогу, ведущую в Лорето, где по сей день стоит обитель Чудотворной Девы[4].

Вокруг лодыжек вился песок. Кино был этому рад: значит, следов не останется. Тусклый звездный свет освещал ему путь. Позади раздавались торопливые шаги Хуаны. Он шел бесшумно и быстро, и ей приходилось почти бежать, чтобы не отставать.

Что-то первобытное зашевелилось внутри у Кино. Несмотря на страх перед темнотой и населяющими ее демонами, душу охватило радостное возбуждение. В нем проснулось нечто животное, отчего он сделался осторожным, внимательным и опасным; нечто древнее из прошлого его народа. Ветер дул в спину, звезды указывали путь. Ветер стенал и шуршал в зарослях, а семья все шла и шла, час за часом, без остановок. Они не видели никого, и никто не попадался им на пути. Наконец по правую руку взошел ущербный месяц, ветер улегся, и все стихло.

Теперь стала хорошо видна лежащая впереди дорога – узкая, прорезанная глубокими, засыпанными песком колеями. Ветер стих, а значит, на дороге будут оставаться следы. Однако они уже достаточно далеко от города: возможно, следов не заметят. Кино осторожно ступал по колее, Хуана семенила за ним по пятам. Стоит одной большой телеге проехать с утра в город, и проследить их путь будет невозможно.

Они шли всю ночь, не сбавляя шаг. Когда проснулся Койотито, Хуана переложила его поближе к груди и утешала, пока он опять не заснул. Вокруг раздавались зловещие звуки ночи: в зарослях рыдали и хохотали койоты, над головой кричали и шипели совы. Один раз Кино с Хуаной слышали, как сквозь кусты продирается какой-то крупный зверь. Кино стиснул рукоять большого ножа, и ему стало спокойнее.

В голове у Кино победоносно гремела музыка жемчужины. Фоном к ней звучала тихая мелодия семьи, и обе они сплетались с чуть слышным топотом обутых в сандалии ног. Они шли всю ночь, а едва начало светать, Кино стал подыскивать укрытие, в котором можно было бы отсидеться днем. Вскоре нашлось подходящее место – небольшая прогалина, старая оленья лежка, надежно скрытая плотно растущими сухими деревцами. Когда Хуана опустилась на землю и принялась кормить грудью малыша, Кино вернулся к дороге, обломил ветку и тщательно замел следы в том месте, где они свернули на обочину. В предрассветной тишине послышался скрип колес. Притаившись в кустах, Кино наблюдал, как мимо проехала тяжелая двухколесная повозка, запряженная медлительными волами. Когда повозка скрылась из виду, Кино заглянул в колею: отпечатков ног как не бывало. Он снова замел свои следы и возвратился к Хуане.

Хуана дала ему мягких кукурузных лепешек, которые собрала им в дорогу Аполония. Вскоре она ненадолго заснула, а Кино сидел, упершись глазами в землю, и наблюдал за маленькой колонной муравьев. Он слегка передвинул ногу, так что она оказалась на пути у колонны, и муравьям пришлось карабкаться прямо по ней. Кино не убрал ногу и просто смотрел, как они перелезают через его стопу и продолжают свой путь.

Встало жаркое солнце. Здесь, вдали от залива, воздух был сухой и горячий. Кусты и низкорослые деревца потрескивали от зноя, и от них исходил приятный смолистый аромат. Когда Хуана проснулась, солнце стояло уже высоко, и Кино принялся рассказывать ей о том, что она и так уже знала.

– Берегись вон того дерева, – говорил он. – Если дотронешься до него, а потом потрешь глаза, то ослепнешь. Берегись также кровоточивого дерева. Вот оно, видишь? Если надломить ветку, из нее потечет алая кровь, а это к несчастью.

Хуана кивала и слегка улыбалась – все это она уже слышала.

– За нами будет погоня? – спросила она. – Думаешь, нас попытаются найти?

– Конечно, попытаются, – ответил Кино. – Нашедший нас получит жемчужину. О, еще как попытаются!

– А может, городские дельцы правы и жемчужина действительно ничего не стоит? Может, все это просто мираж?

Кино достал жемчужину и смотрел, как играет на ней солнце, пока не зарябило в глазах.

– Нет, – ответил он наконец. – Они бы не пытались ее украсть, если бы она ничего не стоила.

– Ты знаешь, кто на тебя напал? Скупщики?

– Не знаю – не разглядел.

Кино заглянул в жемчужину, пытаясь вновь обрести свой провидческий дар.

– Когда мы наконец ее продадим, у меня появится ружье.

Он попытался отыскать в глубине жемчужины свое будущее ружье, но увидел только обмякшее темное тело, из горла которого сочилась кровь.

– Мы поженимся в большой церкви, – поспешно добавил Кино, но вместо этого ему представилась избитая Хуана, крадущаяся домой сквозь тьму.

– Наш сын должен научиться читать, – отчаянно выговорил он, и в жемчужине возникло лицо Койотито, опухшее и горячечное после докторского лекарства.

Тогда Кино опять сунул жемчужину под одежду. Ее музыка звучала теперь угрожающе и переплеталась с мелодией зла.

От солнечного зноя земля накалилась, и Кино с Хуаной перебрались в жидкую тень под деревьями, где сновали туда-сюда маленькие серые пташки. Кино разморило. Он прикрыл шляпой глаза, обернул голову одеялом, чтобы не досаждали мухи, и заснул.

Хуана не спала. Она застыла, точно каменная, с застылым каменным лицом. Губы у нее были все еще опухшие, вокруг пореза на подбородке вились жирные мухи, но она сидела неподвижно, как часовой на посту. Когда проснулся Койотито, Хуана положила его на землю и стала смотреть, как он сучит ручками и ножками. Малыш улыбался и агукал, пока она не улыбнулась в ответ. Хуана подобрала с земли палочку и пощекотала его, а потом напоила водой из тыквенной бутылки, которую несла с собой в узелке.

Кино заворочался во сне, гортанно вскрикнул, задергал рукой в воображаемой схватке. Потом застонал и внезапно сел. Глаза у него были широко распахнуты, ноздри раздувались. Он прислушался, но услышал только потрескивание зноя да тихий звон дали.

– Что случилось? – спросила Хуана.

– Тише, – ответил он.

– Просто дурной сон.

– Возможно.

Однако Кино не находил себе места. Когда Хуана дала ему кукурузную лепешку, он то и дело переставал жевать и прислушивался. Кино нервничал, постоянно оглядывался через плечо, хватался за нож и проводил пальцем по острию. Едва Койотито начал агукать, Кино