Леонора погрузилась в прошлое. Я затаил дыхание, чтобы не спугнуть.

— Она была такая прелесть. Крошечная, но жизнь в ней так и бурлила. Она выдерживала Дорри — как и я, — мирилась с его эскападами, закрывала глаза на вспышки ярости, любила его целиком и полностью. Они были как Красавица и Чудовище. Он рычал в лицо миру, она хохотала. Могла пощекотать его при всех или уткнуться носом ему в шею. И никто даже хихикнуть над этим не смел.

— Кончита сделала его спокойнее?

— Нет. Она сильно помогла, как и я. Но он продолжал давить людей, как клопов. Его личная жизнь не влияла никак. Когда болезнь разрушила разум Кончиты и отняла ее у Кардинала, многие думали, он впадет в ярость и начнет отыгрываться на городе. Он не стал. Дело осталось делом, как бы он ни страдал в глубине души.

— А он страдал? — не выдержал я.

— Думаю, да. По Дорри не поймешь. После ее ухода он стал угрюмым, иногда замыкался в себе. Но не горевал. Мне кажется, он не способен горевать. Не могу сказать, насколько он приблизился к тому, чтобы полюбить Кончиту, но он был так же далек от любви к ней в твоем или моем понимании, как наша планета далека от Солнца. Из всех нормальных человеческих чувств ему доступны лишь ненависть и ярость.

Леонора умолкла, и по тому, с какой сосредоточенностью она принялась резать ананас, я понял, что больше она говорить на эту тему не хочет. И пусть. Я и так узнал о Кардинале подробности, на которые не рассчитывал. Переваривая услышанное, я окинул взглядом ресторанный зал.

— Наша Лапа сегодня уже заходила? — поинтересовался я.

Она рассмеялась:

— Какая еще Лапа?

— И Цзе, — расшифровал я.

— Кто?

Я посмотрел на нее, меняясь в лице.

— Леонора, — дрожащим голосом произнес я, — только не говорите мне…

— Тихо. — Леонора выставила ладонь, приказывая мне замолчать. — Расскажи мне про этого «Лапу», — попросила она после недолгих раздумий.

— Но вы же его и так… — сердито начал я.

— Пожалуйста! — перебила она. — Уважь мою просьбу.

Вздохнув, я описал его внешний вид, потом перешел к остальному:

— Когда-то он был правой рукой Кардинала. Теперь в основном проводит время здесь, большей частью с вами. Делает вид, что слегка с приветом, но он совсем не такой. Вы с ним близко дружите. Мне даже кажется, что когда-то между вами было что-то большее, хотя прямо никто из вас об этом не говорил. На самом деле его зовут Инти Майми. Продолжать?

Леонора сидела, уткнувшись взглядом в стол, погрузившись в мертвое молчание. Когда она наконец подняла голову, лицо ее будто осунулось.

— Я не помню о нем ничего. — Видя, что мои губы сами собой складываются в злорадную усмешку, она поспешно схватила меня за руки. — Капак, клянусь, это имя для меня — пустой звук. Я не говорю, что такого человека не существует. И твоему рассказу о нем я верю. Но я его совершенно не помню. — Леонора выпустила мои ладони. — Такое уже бывало раньше, но никогда не ощущалось настолько остро. Я проснулась утром в какой-то растерянности, будто чего-то не хватает. Словно заходишь в комнату и забываешь, зачем зашел. Какой-то провал в памяти, который непонятно откуда взялся. Теперь понятно.

— То есть вы хотите сказать, что забыли его? Но это невозможно. Нельзя просто забыть человека. Так не бывает.

Леонора горько улыбнулась:

— Тебе еще многое предстоит узнать, Капак. Я действительно его забыла. И это уже не первый случай. Кончита часто упоминала каких-то неизвестных людей, которых я якобы знала. Это было давно. Я тогда списывала все на ее болезнь, считала, что она заводит себе вымышленных друзей. Но с годами я начала догадываться, что все наоборот, что Кончита — единственная из нас, кто не подвержен этой непонятной напасти. Она и на других набрасывалась с упреками, уверяя, что мы должны знать всех этих неизвестных. — Леонора покачала головой. — Я уже старая, я много странностей повидала на своем веку. Сознание — сложная вещь, непредсказуемая. Им можно манипулировать. Я видела, как люди ходят по раскаленным углям, задерживают дыхание под водой на час, вспоминают события, происходившие до их рождения…

Она отправила в рот последний кусок ананаса и замолчала, ожидая, что я скажу.

— И Цзе тоже всех помнил, — ответил я. — И иногда с вами спорил. Ему казалось, что вы пляшете под дудку Кардинала. У меня точно такие же мысли были про Соню, когда пропал мой друг Адриан. Что это все значит, Леонора? — Я посмотрел на нее умоляюще.

Она едва заметно пожала плечами и поднялась:

— Не знаю, что происходит, но кроме тебя только двое вели разговоры про людей, которые, я так понимаю, стирались из памяти у остальных. Эти двое — Кончита, потерявшая рассудок, и твой И Цзе, который теперь сам пропал. — Наклонившись, Леонора поцеловала меня в лоб. — Мир Дорри настолько мрачен и бездонен, что даже у меня воображения не хватает. Будь осторожен, Капак.

Я проводил ее взглядом, чувствуя, как идет кругом голова. Чем дальше, тем больше маразма. С удовольствием просидел бы тут весь день, ковыряясь в загадках, но пора было явиться на встречу. Кардинал меня вызвал еще накануне, я и так заставил его ждать, вряд ли моя неявка его сильно обрадовала. Я надеялся навести хоть какой-то порядок в голове, прежде чем предстать перед Кардиналом, но надежды пошли прахом, а продолжать откладывать встречу не было никакого смысла. Отодвинув стул, я отправился на поиски Томаса и, отыскав, велел ехать во Дворец.

Зеленый туман снова душил город в объятиях, поэтому ехали мы дольше обычного. В дверях я столкнулся с выходящим Фордом Тассо, который тут же притормозил меня, дернув за руку.

— Где тебя носило, черт дери? — заорал он. — Он там уже огнем пышет, как адский дракон. Как можно продинамить Кардинала? Ты башкой своей подумал вообще?

— Моей башке других забот хватило.

— Ты!.. — Тассо задохнулся от возмущения, но мне было все равно.

— Хотите, оттащите меня к нему сами, сделаем вид, что вы меня выследили.

Он покачал головой:

— Лети мухой наверх, и чтоб глаза мои тебя не видели.

Я без особой спешки сдал обувь — маленькая акция протеста, — а потом поднялся на лифте и чуть помедлил перед дверью в кабинет. Секретарь, шурша бумагами, кидала на меня убийственные взгляды. Плевать. После того что он сделал с Кончитой, этот ублюдок более чем заслуживает, чтобы его осадили. Я дождался, пока секретарь начнет скрежетать зубами, и только тогда, коротко стукнув в дверь, вошел.

Кардинал рысил вдоль окна, как разъяренный бык. Он даже засопел, когда я вошел.

— Что, мистер Райми, — взревел он, — соизволил наконец почтить меня своим присутствием? Надеюсь, я тебя ни от чего важного не оторвал?

Я открыл рот и выпалил первое, что пришло в голову:

— Да, я опоздал. Придется вам как-то с этим жить. — И уселся.