инженер Бойттель, командир 35-го батальона связи. Я стоял, потрясенный, над его могилой. Работая в Управлении вооружений сухопутных войск, он стал создателем полевого кабеля, позднее ставшего хлебом насущным нашей лучшей проводной связи во Второй мировой войне. Трудно было заменить его и на посту неутомимого, достойного уважения редактора «Ф-Флагге», официального журнала для всех бывших и ныне служащих военных связистов.

Наша квартира в Вюрцбурге находилась напротив башни с машикулями, которая была шедевром Бальтазара Ноймана, строителя крепостей, который смог превратить в произведения архитектурного искусства даже военные сооружения. Для массированного ведения огня на круглой башне было расположено пять батарей, расположенных одна над другой, которые обеспечивали все 360 градусов сектора обстрела. Для того чтобы отвлечься от вождения, я ходил пешком в казармы обедать со своими офицерами, которые посещали один и тот же офицерский клуб, что и офицеры 15-го истребительно-противотанкового батальона и штаба танковой дивизии. 7 марта перед обедом, случайно включив радио, мы услышали речь Гитлера: «В этот момент немецкие батальоны переходят Рейн…» Мы осознавали судьбоносное значение этого решения. К радости от сознания того, что позорные кандалы демилитаризованной зоны сброшены, примешивалась обеспокоенность тем, что мы пошли ва-банк против могущественного соседа, войска которого стояли на границе.

Нам было запрещено проводить маневры на Рейне или в Пфальце, показывать нашим солдатам Хайдельберг и новые автострады рейха. На следующий день на своем «Мерседесе» я провел разведку местности, которая могла стать полем очередной битвы. Под Мангеймом я стоял впервые за 18 лет – в благоговении на берегу великой реки Германии. На другом берегу я посетил родной город, место рождения деда со стороны матери. Из ворот города Людвигсхафен-ам-Райн вытекали тысячные толпы рабочих, направлявшихся в свои жилища в пригороде. На краю улицы, почти незаметные, лежали три человека за тяжелым пулеметом, с дулом, обращенным на запад. Была ли это солдатская игра? В первый раз я вел свою машину по прямой как стрела трассе, направляясь через Дармштадт во Франкфурт-на-Майне. Меня впечатлило решение транспортного вопроса, я увидел надежные и безопасные дороги будущего. Во Франкфурте я должен был разыскать расквартированный здесь батальон. В штабе командующего войсками этого района и в полицейских казармах, находившихся в состоянии высокой боеготовности, я обнаружил стальные шлемы, разнообразные виды заграждений, до рогаток включительно, ручные гранаты для переноски на поясе. Меня интересовало, как здесь работает связь. Меня подмывало спросить, был ли приказ сверху об этом следствием нечистой совести, или важное решение просто исказили промежуточные инстанции. Я был не против того, чтобы в новых гарнизонах играли военные оркестры, солдаты в парадной форме перебрасывались с девушками шутками, офицеры и вахмистры вместе с уважаемыми местными лицами сидели за кружкой пива. Но они были не в состоянии противостоять армии противника, если бы таковая появилась. При всей опасности положения голословно утверждалось, что мы хозяева в своем доме. Разочарованный, я возвращался домой.

На следующий день меня вызвал Гудериан. «Теперь все настроены серьезно», – были его слова при нашей встрече. Я рассказал о своих впечатлениях от поездки на Рейн.

В целях повышения боеготовности и реализации учебной программы, не выполненной и наполовину, мы должны были провести мобилизацию и занять исходные позиции на войсковом тренировочном полигоне Мюнзинген. Нам отводилась роль только заградительного отряда без боевой поддержки танковых полков. Гудериан терпеть не мог поставленной нам задачи «сковывающей обороны», рассматривая ее как пагубную полумеру. Все его усилия по организации наступательных действий дивизии полностью не были приняты во внимание. Пришлось действовать по-иному. Он провел несколько больших учений, чтобы опробовать на практике тактику принуждения. Я обратился с просьбой о помощи к почтовому советнику Рёдеру, уполномоченному по телеграфной связи дирекции почт рейха в Штутгарте. Для установления связи на больших площадях предстоявших маневров было недостаточно имевшихся частей связи. Они были необходимы для поддержания связи отрядов во время боя. Советник пошел мне навстречу, и я получил необходимую поддержку. Мы могли быть довольны результатами учений. Костяк наших офицеров и унтер-офицеров был настолько профессионален, что своим примером увлек за собой и недоучившихся призывников. С той стороны границы все было спокойно.

Я пригласил в поездку моего командира роты, который еще не получил водительских прав, несмотря на все увещевания, поскольку не хотел зависеть от мнения своих подчиненных. Выкурив вместе пару сигарет, я попросил его сменить место службы. Робкий протест не был принят во внимание. Спустя два часа мы вернулись, он гордо сидел за рулем. Затем я поговорил о том же самом с его коллегой капитаном Экмайером, который уже давно обучался управлять автомобилем. Он также получил важные задания. Было решено, что с предметом его постоянных забот – водительскими правами – он разберется еще в этой жизни.

Гудериан получил приказ вместе со своими командирами переправиться через Рейн и разведать местность в Пфальце и Саарской области с целью формирования заградотрядов. На здешней благословенной земле цвели фруктовые деревья. Не хотелось говорить о войне при виде всего этого великолепия. Наши обычные торговые грузовики имели гражданские номера, и мы тоже были в гражданском. Однако вся эта маскировка была явно недостаточна. Между городами Фёльклинген и Саарбрюкен вдоль дорог стояло местное население. Оно проголосовало недавно большинством в 95 процентов голосов за воссоединение с немецким рейхом. Теперь все ждали приезда министра рейхсвера, который, вне всякой связи с нашим заданием, встал и приветствовал нас в нашем маскарадном одеянии: «Да здравствует рейхсвер!» В Нойштадте на Вайнштрассе гаулейтер Бюркель пригласил нас на дегустацию вин. Встреча прошла в молчании в ресторане «Цум Вайнторн», находившемся в начале Вайнштрассе, непосредственно на французской границе. В сумерках мерцали огни города Вейсенбурга[74] в Эльзасе, это было историческое место первого сражения баварцев в войне 1870 – 1871 гг. Мы не хотели раздражать французов никакой нарочитой демонстрацией силы, но только подтвердить, как само собой разумеющееся, тот факт, что суверенное государство должно защищать свои границы. Бюркель проникновенно говорил о соседней пограничной стране и ее достойной сожаления судьбе[75]. Такие слова можно было нередко слышать в этом уголке рейха после плебисцита в Сааре.

Европа примирилась с «оккупацией Рейнской области», мы вернулись в Вюрцбург и продолжили наше прерванное обучение. Позднее рассказывали, что англичане отговорили французов предпринять ответные репрессивные меры, как это было в случае занятия Рура; говорили, что немцы якобы располагают тридцатью танковыми дивизиями. Это было явной ошибкой при передаче информации или просто слухом, но люди верили этим сказкам и доверяли Гитлеру. Хорошо, что противная сторона не знала подлинного соотношения сил и не представляла себе плачевное состояние боевой мощи наших