– Господин Звездин,- начал было я.- Я хотел бы…

Но бледный, с лихорадочным огнем в глазах, комиссар лишь жестко рассек ладонью воздух, словно обрубая любую возможность общения:

– Потом, господин Блейз! Все – потом. Сейчас не до вас. Не мешайте.

И ушел. Солдаты подняли и унесли тела убитых. Площадь перед храмом опустела. Остался лишь я и невозмутимо наблюдающий за мной латыш.

– Ну и как вам все это? – спросил я.

Красный командир пожал плечами:

– Мое дело – выполнять приказ.

– А сами что-то решаете?

– Я решил: выполнять приказы.

– Тоже позиция,- вздохнул я.- Только понять не могу: почему именно в латышах проснулась такая стойкая тяга к большевизму?

– Они обещали нам свободу,- четко ответил он.- Моя страна оч-чень маленьк-кая… Все хотят завоевать. Никто не хочет дать свободу. Это – редкий шанс… Мы все эт-то понимаем…

– Вот оно что… Тоже «жертвенность»… Я нахожусь в этой стране всего несколько дней, и знаете, что я думаю?..

– Знаю,- неожиданно усмехнулся этот «робот».- Я нахожусь здесь дольше вас.

– Понятно,- вздохнул я.- И теперь вы будете ходить за мной по пятам все время?

– У меня приказ.

– Вот интересно: а если комиссар отдаст вам приказ и меня расстрелять?

– Не отдаст.

– Почему?

– У него тоже приказ. Мы приехали сюда за вами.

– А если все же отдаст? Он промолчал.

– И это тоже понятно,- усмехнулся я.- Куда мы теперь?

– Ваше дело.

– Я собираюсь пойти к себе.

– Мои вещи уже в вашей комнат-те. Солдаты постелили мне на полу. Не обращайте на меня внимание.

– Легко сказать… Ладно, пойдемте…

В комнате он снял шинель и, сев на табурет возле двери, замер, словно окаменевший сфинкс.

– Вы – член большевистской партии или просто наемник? – осведомился я, твердо намеренный выдать из этого невольного соседства максимум информации.

– Я член латышской социал-демократической рабочей партии.

– Это было обязательное условие? Чуть помедлив, он кивнул.

– Вы же профессиональный военный. Скорее всего – младший командный состав… Значит – социально чуждый им элемент.

– Мы им нужны.

– Сейчас. А через десять лет? Двадцать? Что будете делать, когда все это закончится?

– Хотелось бы вернуться домой… Но это – вряд ли.

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Вы готовы убивать по приказу, жечь, разрушать… У вас странное понятие о жертвенности, господин Плаудис. Уверены, что Советы – на века? Вы уж простите мои расспросы, но это не праздное любопытство. Как вы понимаете, я составляю отчет для своего руководства в Лондоне. Мы хотим понимать: с кем имеем дело.

– Надеетесь вернуться?

– Да уж постараюсь,- заверил я.

– Тогда никого ни о чем не расспрашивайте.

– Почему же? Здесь все много и охотно говорят. Особенно большевики. Это и называется «пропаганда». Но если уж даже крестьяне и те не все им верят, то вы-то… В чем дело? Ведь вы понимаете, что их обещания – невыполнимы.

– Латвия – очень маленькая страна,- повторил он.- Зеленые долины… Много зеленых долин в очень маленькой стране. Мы очень древняя страна. И нас все время кто-то завоевывал. Сотни и сотни лет мы были вассалами немецких рыцарей… Мы не ораторы. Нас веками отучали говорить. Мы умеем петь. Вся Латвия – это зеленые равнины, реки и много-много печальной музыки. Все, что у нас есть, это маленькая страна, музыка и надежда… Мы очень любим все это.

– У вас же нет гарантий, что вас не обманут…

– Мы поклялись выполнять приказы,- сказал он.- Они обещали свободу. Мы будем держать слово.

– Матис, а вы сами верите в Бога? Ответом было молчание.

– Хорошо. Тогда вот что… Я не зря напомнил вам о том, что вы прибыли сюда именно за мной. И приказ этот исходил не от Звездина, а от тех, кто сидит куда выше, чем он. Завтра, скорее всего, у нас с ним состоится очень неприятный разговор. Продолжать так бесчинствовать здесь я ему просто не дам. Само мое участие во всем этом безумии может очень осложнить еще даже не начавшиеся переговоры. Приказ приказом, идеология – идеологией, но я не думаю, что ваше начальство будет радо узнать, что именно он мне здесь демонстрировал. Классовая борьба – это понятно, но, полагаю, руководству Советов все же хотелось бы сохранить хотя бы видимое приличие в глазах мировой общественности. Так что в ваших же интересах помочь мне завтра убедить господина Звездина отпустить арестованных и заняться выполнением своего прямого приказа: сопровождением меня в Петроград. Мне в любом случае придется написать подробный отчет о происходившем. И не я, а именно ваш комиссар дискредитирует власть Советов в глазах международного сообщества. И я все это постараюсь доходчиво истолковать господину Звездину. И я хочу, чтоб вы помнили о том, кто я, и о данном вам приказе по моей охране. Вот такой суровый выбор.

– Нет выбора,- пожал он плечами.- Я всегда выполняю приказы. Комиссар тоже. Я это знаю, и он это знает. Вы выполняете свой приказ. Наши цели не противоречат друг другу и должны быть достигнуты. Он это тоже знает.

– Вот и хорошо,- сказал я.- А теперь можете отдыхать. Я буду работать и выходить из комнаты не собираюсь. Насмотрелся уже… А вот вам надо набраться сил перед обратной дорогой.

Он остался неподвижен, словно вовсе не услышав меня.

– Ну, воля ваша,- пожал я плечами и, устроившись за столом, раскрыл рукопись…

«… У меня осталось совсем немного времени, потому я не смогу описать подробно то, что произошло, но это все равно не важно, потому что я все равно вряд ли смогу объяснить так, чтоб вы поняли… Да и еще много веков не смогут осознать все величие и всю полноту этих событий… Я уже понял все, но безумная надежда все же теплилась в моем сердце, и я ждал. Я ждал, пока Он был у Каифы, ждал, пока Он был у Ирода, ждал, пока Он был у Пилата… Мои мечты не сбылись… И тогда я пришел к Каифе. Осунувшийся после бессонной ночи первосвященник едва взглянул на меня. «Доволен?» – спросил я. «Чем? Поимкой еще одного «лжемессии»? Не раздражай меня, Иуда. Ты все понимаешь. Мы стояли на краю гибели. Будет лучше, если погибнет один человек, а не весь народ. Он – не Мессия, это уже ясно. Ты должен выступить свидетелем против Него. Ирод и Пилат совсем рехнулись – они хотят Его отпустить. Они даже помирились из-за Него, хотя доселе враждовали… Мир сходит с ума… Я отдаю Риму бунтаря, а Пилат злиться, заставляя меня отпустить Его, да еще и повторяет Его слова, что на мне в Его смерти будет лежать вина больше, чем на нем, прокураторе! Они свихнулись и на этом своем римском праве и на своей философии. Не хотят?! Тогда мы возьмем на себя Его кровь! И дети наши, и внуки! Чтобы жил народ иудейский!.. Ты должен выступить свидетелем, Иуда, иначе суд будет беззаконен. Нам и так приходится нарушать все, что можно нарушить, включая повторный суд, который обязан быть для подвергающихся смертной казни. Из-за Пасхи и субботы мы все рвано не успели бы, но это – формальность. Его вина очевидна. Просто я не ожидал, что все пойдет так… глупо… » «Я не буду у тебя свидетелем,- сказал я.- Ты творишь вопиющее беззаконие, ревнитель закона! Ты обезумел! Ты не имеешь на такое ни власти, ни права… Я беззаконно передал Его тебе, а ты беззаконно передаешь Его на смерть!» «Ты читал Писание? – задумчиво сказал первосвященник.- Господь спросил согрешившую Еву: «Что ты сделала?» А та ответила, что это не она, это ее змей искусил». А Адам пожаловался, что и он не виноват, что «ему жена предложила», а потом еще и добавил: «…та жена, которую Ты мне дал». И были изгнаны… Намек понял? Пошел вон отсюда!» «Я знаю, что сделал, и ни на кого свою вину не перекладываю,- ответил я.- Мы с тобой оба поступаем беззаконно. Но Он ни в чем не виноват! Он как раз не хотел восстания! Я передал тебе невинного! Я расторгаю нашу сделку! Вот твои деньги!» И я швырнул ему под ноги мешок с монетами. Каифа посмотрел на меня с высокомерным презрением: «Я передал тебе невиновного!» – заорал я. «А мне что до этого? – спросил он.- Это твой выбор». «Отпусти Его!» – «Я перечислял тебе, в чем вижу вину Его… Если б Он был Мессия.. ну, тогда можно было бы закрыть глаза вообще на все… Но… Ты наивен, Иуда. Ты так ждал Мессию, что готов был увидеть его в любом. А я встречал за свою жизнь столько «мессий», что… Встречать их – моя работа». «Ты не ведаешь, что творишь,- сказал я.- Ты даже не представляешь – КТО Он». «Представляю,- сказал Каифа.- Даже Ирод просил показать ему чудеса, но, как видишь… Все, разговор закончен. Либо ты свидетельствуешь против Него, и тогда я прощу твое неуважение, как результат горячности и мальчишества, либо убирайся, и я найду двух других свидетелей». «Лжесвидетелей! – уточнил я.- Ты и здесь нарушаешь закон ради своей цели… Пойми, Каифа: Он – больше, чем Мессия». «Еще одно слово, и ты пойдешь за Ним на смерть, за святотатство!» – предупредил он. «Ты меня недооцениваешь, первосвященник,- недобро улыбнулся я.- Ты слишком постарел, и зубы твои стерлись… Ты думаешь, я буду сидеть сложа руки?!» «И опять: «я», «я», «я»,- передразнил меня Каифа.- Ты утомил меня своим упрямством и глупостью. Если б ты знал, сколько у меня уже было подобных разговоров… Может, я и стар, но зато у меня огромный опыт и я вижу тебя насквозь. Ты сейчас попытаешься собрать своих людей и кричать на площади, перед дворцом Пилата, чтобы Его отпустили в честь праздника? Ты лучше меня знаешь все законы, глупец? Неужели я не предвидел этого? Твои люди сидят под стражей, Иуда. Кстати, именно двое из них и будут новыми свидетелями. А вот люди Вараввы получат шанс спасти своего начальника. И очень для этого постараются. Он-то настоящий патриот своего народа, и еще сможет быть полезен… Это все твои планы? Или ты собираешься в одиночку напасть на римскую стражу, чтоб освободить Его?» «Нет,- сказал я, обессилев.- Я просто расскажу все… Да, ты – опытный шакал… Но ты одного не учел: ты предал казни не того… Думаешь, я боюсь смерти?! Пилату будет интересно выслушать меня. И Ироду, и Синдреону! Я признаюсь во всем! Умрет не Он! Умрем мы с тобой! Я заберу тебя с собой… Но главная твоя ошибка не в этом… И когда-нибудь ты ужаснешься, поняв ее… » «Иди,- просто сказал Каифа.- Ты утомил меня, глупец. Я не хочу больше тебя видеть. Ты сам выбрал свою судьбу. Ты будешь отвержен везде. А теперь – убирайся. И вини за все только себя!» «Мы еще увидимся!» – пообещал я, но первосвященник лишь усмехнулся…