В первый раз Джодах едва не сошел с ума. Пораженный печалью по умершим. Пораженный раскаянием от произнесенных или непроизнесенных слов и разделенных или неразделенных чувств. Сожалением от невыбранных дорог. Он разрывался не от накопленных знаний, а от эмоций, накопившихся за несколько жизней. В конце концов Архимагу Джодаху (еще не Вечному Архимагу) придется преобразовать себя или сойти с ума.

Поэтому он преобразовал себя или, скорее, нашел для себя способ начать все заново. Он мог поместить все свои знания внутрь приспособления, зеркала, и после этого стереть их из своего мозга. Затем, медитируя над зеркалом, он мог восстановить все что утратил, но без эмоциональных дополнений. Он все еще чувствовал боль от утраты жены в прошлом, но это было слабым, приглушенным, как звук далекого грома, и не представляло немедленной угрозы.

В последний раз что-то пошло не так. Нет, не так пошло много чего. Он вспомнил все до ритуала, позволявшего ему поместить воспоминания в зеркало, и начала заклинания очищения своего разума. После этого все состояло из кусочков и фрагментов – Лим-Дул, Джайя и Фрейалис.

Он сделал паузу и решил, что, да, Фрейалис была здесь. Это никогда не являлось хорошим знаком.

Джодах оторвался от зеркала и увидел, что находится в затянутом туманом городе без названия, в котором он впервые нашел фонтан. Он был в воспоминаниях, и, если бы Джодах подумал как следует, то вспомнил бы страх, который он чувствовал в то время, как у него сосало под ложечкой от поднимавшейся паники, когда гоблины почти нашли его, прятавшегося в противной воде фонтана.

Джодах поднял взгляд и увидел тени, выстроившиеся на краю площади. Они обладали формой и плотностью, и он мог смотреть на них, не вздрагивая. От них больше не отражался свет, они не мерцали и не блестели. Это были его воспоминания, чувства, сожаления, но теперь, вооруженный знаниями, убранными в зеркало, он мог встретить их лицом к лицу.

Там была путаница. Конечно, он чувствовал, что весь его мысленный дом был путаницей, которая нуждалась в очистке и уборке. Теперь призраки его прошлого стояли бок о бок безо всякого порядка. Здесь был Джонте, практичный шутник из его третьего века, и Алиана, его последняя жена, которая вызвала к жизни огромные серебряные статуи на покрытых стеклом Адаркарских Пустошах. Здесь был Шаннан, толстый, легкомысленный маг, открывший подлинные записи Драфны, Воска, его первый учитель, и Сима.

Сима, его первая жена. Темноволосая и маленькая, она всегда топала ногой, когда Джодах говорил глупости. Это было часто, как он мог теперь вспомнить. Он посмотрел на нее и вспомнил их первую встречу на улицах Геда. Он вспомнил последний раз, когда видел ее, плача у ее смертного одра, окруженный друзьями и свечами. Ее смерть вызвала его первое безумие и решение этой проблемы. Теперь он, по крайней мере, мог вспоминать о ней, и, при этом сдерживать безумие.

Сима открыла рот и сказала: – Думаю, что с ним все будет в порядке. – Этот голос совсем не был похож на симин, у него был восточный акцент.

Джонте, проклятие его третьего века, заговорил странным женским голосом: – По крайней мере, он перестал кричать. Я считаю это хорошим знаком.

Сима слегка наклонила голову, и Джодах увидел, что она была немного опечалена тем, что это объединение скоро закончится.

– Джодах, – сказала она, ее «Дж» звучало почти как «й». – Ты с нами?

Джодах кивнул. Да, он слишком долго находился в запасниках своей памяти. Ему надо вернуться, чтобы создать новые воспоминания, чтобы продолжался цикл изменений. Именно это заставляло существовать магию, а он был ее частью.

Сима выгнула дугой брови. – Давай, старик. Джодах, ты с нами?

В шатре варваров Джодах заморгал и открыл глаза. Лицо Джайи нависало в нескольких дюймах от его носа. За ней, скрестив руки на груди, стояла крупная, мускулистая блондинка.

– Конечно, я с тобой, Джайя Баллард, – спокойно сказал Джодах. – А где мне еще быть?

* * * * *

Изнутри шатер был большим, но уютным, и Джодах сразу понял, что здесь жил важный человек, главный шаман балдувийцев. Решетка из связанных крест-накрест деревянных планок образовывала крышу над его головой, поддерживая толстый двойной покров из шкур. Здесь было тепло и безопасно только потому, что подобные вещи создавались теми, кто полагался на них в вопросах жизни и смерти.

Джодах медленно сел, и Джайя попятилась. Большая женщина не сдвинулась с места на грубом стуле у очага.

– Ты с нами? – снова спросила Джайя.

– Я с вами, – ответил Джодах. – Можно другой вопрос?

Джайя удивленно дернулась. – С тобой все в порядке?

– Помоги мне встать, – сказал Джодах и оперся на Джайю, пока вставал с грубо сделанной кровати. Он потянулся, вздрогнул и потер плечо в том месте, где Хранитель Трессерхорна его вывихнул. Оно едва болело. – Как долго я был без сознания?

– Десять дней, – ответила Джайя.

– И последние семь ты провел здесь, – сказала блондинка, – крича на этой койке. Еще день, и, скажу тебе, мои шаманы взяли бы все в свои руки. Они спорили о том, являешься ли ты даром или проклятием богов стихий.

Джодах взглянул на крупную женщину и сказал: – Благодарю тебя за гостеприимство, вождь.

Большая женщина встала. – Ловиса Холодные Глаза, – сказала она. – Вождь своего племени, которая убила белого медведя и получила свое настоящее имя самой молодой из моего рода.

Джодах краем глаза посмотрел на Джайю. – Полагаю, что это важно.

Вождь со светлыми волосами посмотрела на Джодаха с холодным безразличием. – Я вождь своего народа. Мой народ силен, а я еще сильнее. Наемный маг говорит мне, что ты – тоже предводитель, и пленник некроманта. Мы охраняли тебя, пока Баллард выкрадывала твою магию у жителей низин.

Джодах кивнул. – Я ценю твое гостеприимство.

Ловиса Холодные Глаза мощно фыркнула. – Ты просто еще один житель низин. Мы оберегали тебя потому, что наемный маг помогла мне много лет назад. Ездок на ястребе, видимо, тоже был ей обязан, поэтому мы не открыли по нему огонь.

Джодах посмотрел на Джайю.

Наемный маг просто пожала плечами. – Что я могу сказать? Я играю по-честному.

– Теперь, раз ты больше не кричишь, – сказала вождь варваров, ­– вопрос состоит в том, что нам с тобой делать?

Джайя добавила: –