«Как мог литератор, до тридцати шести лет не создавший ничего значительного, по видимости рядовой журналист и автор вполне традиционных стихов, испытать поэтический взлет, выразившийся в книге, ошеломляюще непохожей на все, что было написано до него? Этой “загадке Уитмена” находят разные, порою даже мистические объяснения». (Осенева, 1976, с. 13.)

«…Я весь не вмещаюсь / между башмаками и шляпой». (Уитмен У., «Песня о себе».)

«Перемена свершилась, когда внутренний, рвущийся наружу мир писателя облекся в слова. Известно, что в детстве Уитмен был мечтательным мальчиком, иногда так глубоко погруженным в процесс познания или задумчивость, что его нередко называли лентяем… Никакой, даже самый тщательный анализ не объяснит нам этот удивительный феномен: как занятый и преуспевающий журналист переродился в гения и пророка… Пышущая здоровьем, импульсивная плоть Уитмена, столь чувствительная к страсти, не была равнозначна плоти рядового человека. В сексуальном отношении его плоть и он сам (так как, конечно, было затронуто и его воображение) тяготели к тому, что врачи и психиатры именуют пограничными состояниями. Нет никаких оснований говорить об извращенных наклонностях; когда его прямо спросили об этом в преклонном возрасте, он отверг это предположение с ужасом. Читательницы “Листьев” почти сразу осознали, что характер любовного чувства у автора часто выглядит женским… Подобная сексуальная сверхчувствительность скорее сверхнормальна, чем анормаль-на». (Кэнби, 1977, с. 551–552. 561.)

«Уолт Уитмен, описывая смерть от холеры, “умирал” от нее, испытывая судороги и корчи. Он буквально посерел, друзья убегали от него». (Гончаренко, 1991, с. 396.)

«Гомосексуализм». (Ушаковский, 1908, с. 199.)

«Несомненный гомосексуалист». (Блох, 1909, с. 493.)

«Уитмен — прекрасный пример того, как тяжелая бионегативная личность смогла превратиться в гения». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 554.)

«Запах моих подмышек ароматнее всякой молитвы, / Моя голова превыше всех библий, церквей и вер». (Уитмен У, «Песня о себе».)

«Эротическая эксцентричность. Бродяга и развратник. Произвел сенсацию благодаря бесстыдной эротичности». (Nordau. 1893, с. 407.)

«Дряхлый, больной, я сижу и Пишу, / И мне тягостно думать, что ворчливость и скука моих / стариковских годов, / Сонливость, боли, запоры, унынье, сварливая мрачность / Могут просочиться в мои песни». (У- Уитмен)

Можно предположить, что в структуре личности Уолта Уитмена большое место занимали феминилъные черты. Речь идет не об истинном гомосексуализме, а о выраженной форме того, что называют «бисексуальностью всех живых существ» (Отто Вейнингер). Может быть, в XIX веке такая строчка стихотворения, как «Облей меня любовной влагой», могла считаться «бесстыдной эротикой» и выражением женской сексуальности. Более интересен испытанный Уитменом психологический феномен «озарения» с последующим радикальным изменением мировосприятия. Подобные состояния (с учетом имевшегося у поэта шизоидного преморбида) в ряде случаев могут являться предвестниками шизофрении.

УРБАН VI (Urbanus) (в миру Бартоломео Приньяно, Bartolomeo Prign-ano) (1318–1389), папа римский с 1378 г.

«В это время вся церковь была охвачена глубоким нравственным разложением. Ее кульминацией можно назвать понтификат антипапы Урбана VI (1378—89), на счет которого (или, скорее, на счет болезни которого) приписываются десятки преступлений против человечности, коварные убийства епископов и кардиналов, еще чаще — обвинение их в ереси и присуждение к сожжению… Об Урбане VI известно, что он страдал манией величия, усугубленной к тому же манией преследования, что гнало его от убийства к убийству. Он был болен паранойей — хроническим заболеванием, не так часто встречающимся среди душевнобольных… Однако паранойя, постигшая человека, обладающего большой властью, может обернуться для других настоящей катастрофой, как это и произошло в случае Урбана VI». (Лесны, 1998, с. 101.)

«Вспыльчивый характер папы и его неуклюжие начинания вызывали всеобщее недовольство. Перед смертью Екатерина Сиенская372 тщетно пыталась сдержать вспыльчивость и грубость Урбана VI. Тогда французские кардиналы… выбрали нового папу… В западной церкви произошел раскол, получивший название Великой схизмы и продолжавшийся несколько десятилетий. В Риме грубость и неуравновешенность Урбана VI принимала все более острые формы… Урбан VI умер, окруженный всеобщей ненавистью». (Ковальский, 1991, с. 1, 54—155.)

Психически больной художник или писатель, к счастью, может выразить свои бредовые переживания в творчестве, написав соответствующую картину или рассказ. И после этого, возможно, близкие им люди будут немного меньше страдать от их болезненных чувств и поступков. Но если бредовое расстройство развивается у государственного или религиозного деятеля, стоящего на вершине власти, то воистину для окружающих такое положение представляется «настоящей катастрофой». История знает этому печальному явлению множество примеров.

УСПЕНСКИЙ ГЛЕБ ИВАНОВИЧ (1843–1902), русский писатель-демократ, публицист.

Наследственность

[По линии отца] «Никонор Яковлевич (дядя) умер психически больным. Григорий Яковлевич (дядя) был человек чрезвычайно добрый, способный, но со странностями, крайне неуравновешенный. Он жестоко пьянствовал и рано умер. Василий Яковлевич (дядя), по некоторым сведениям, также пил и кончил жизнь самоубийством. Семен Яковлевич (дядя) хотя и не пил, но в его личности явно отображались патологические черты — садизм, деспотизм». (Храповицкая, 1928, с. 72.)

Общая характеристика личности

«Вся моя личная жизнь, вся обстановка моей личной жизни лет до 20-ти обрекала меня на полное затмение ума, полную погибель, глубочайшую дикость понятий, неразвитость и вообще отдаляла от жизни белого света на неизмеримое расстояние. Я помню, что я плакал беспрестанно, но не знал, отчего это происходит. Не помню, чтобы до 20 лет сердце у меня было когда-нибудь на месте». (Успенский, 1957, с. 182–183.)

«Он вел обычную жизнь холостого молодого человека того времени и, принимая частое участие в попойках, не избегал также случайных связей с женщинами. Возможно, что к этому периоду его жизни и относится заражение той болезнью, которая в позднейшем привела его к психическому расстройству». (Зиновьев, 1939, с. 484.)

«Достаточно было Глебу Ивановичу лишь подумать о какой-либо опасности, чтобы она сейчас же представилась ему вполне реально и ярко. То же самое наблюдалось не только по отношению к опасностям, но и к радостям и ко всему прочему… Непрактичность… его неуменье обращаться с деньгами, его полнейшая неспособность к финансовым комбинациям (хотя финансовых планов всегда было очень много в его голове), его неаккуратность, рассеянность, его вечное “не от мира сего”, разумеется, причиняло немало огорчений семье, в особенности же Александре Васильевне». (Рубакин, 1908, с. ХС, ХСП.)

«Помимо вспыльчивости и раздражительности надо назвать в первую очередь его нерешительность, представляющую, по-видимому, одно из проявлений общей безалаберности и беспорядочности. Он мало обращал внимания