– Сам разберусь, – бурчит Берт, бросая на меня обиженный взгляд.

– Зачем ты так… Ты член отряда, Берт, – мягким голосом говорит Паула. – Мы должны помогать друг другу, всегда помогаем…

– Помогите кому-нибудь другому, – Берт отворачивается от нее. – Мне помощь не нужна.

– Паула права, – замечает Клод, явно стараясь говорить, как она, заглядывая мальчику в глаза, подражая ее тону, – это касается всех нас.

Вспыхнув, Берт вскакивает с дивана.

– Перестань! – Он даже топает ногой, красный от злости. – Хватит говорить со мной, как с глупым ребенком! Я маленький, но я не ребенок! Я же сказал – сам разберусь! – Прокричав это, он выбегает из казармы, хлопая дверью.

– Ну и зачем спрашивать? – пожимает плечами Юн. – Мы ведь и так знаем, кто это мог сделать, – говорит он, сощурившись, – и почему.

– Попробую его успокоить. – Смотрю на Альму, она кивает, и я выхожу.

Обнаруживаю Берта в коридоре. Он сидит на полу, обхватив руками колени. Выглядит так, словно готов расплакаться в любую секунду. Я сажусь рядом.

– И ты с ними, – обиженно бурчит Берт, даже не поворачивая головы в мою сторону. – Вот и иди к ним.

– Не-а, – с притворной веселостью возражаю я. – Без тебя никуда не пойду.

– Я буду сидеть здесь долго-долго. Раз уж вы все думаете, что я ребенок, я могу капризничать.

– Тогда будем капризничать вместе. – Я с трудом сдерживаю улыбку. – Только учти, – предупреждаю с мнимой серьезностью, – до отбоя осталось всего десять минут.

Берт скептически хмыкает:

– Пятнадцать.

Некоторое время мы сидим в тишине.

– Планшет жалко? – спрашиваю я просто для того, чтобы не молчать.

Тяжело вздыхая, Берт кивает:

– Конечно. Мамин, там все ее файлы остались… Мама сильно расстроится, когда проснется.

– Что будешь делать? – интересуюсь как бы между прочим.

Берт пожимает плечами. И слегка улыбается:

– Папин планшет все еще цел.

Еще минута проходит в молчании, затем Берт поворачивается ко мне:

– Мы же с тобой договорились, – его голос лишен какого-либо выражения. – Не надо меня оберегать. Я – курсант, видишь? – Он потирает пальцем свое имя на жетоне. – Такой же, как и ты, как и все остальные – Альма, Клод, Паула, Юн… А это значит, что я могу постоять за себя.

– Я помню тот разговор, – киваю я, невольно улыбаясь, – и повторю еще раз, что сказала тогда. Друзья заботятся друг о друге.

– А знаешь, что еще делают друзья? – Берт смотрит на меня очень внимательно. – Если ты мой друг, то тебе нужно верить мне, верить в меня. Для этого и нужны друзья. Вот я в тебя верю. Тебе нужно сделать то же самое.

– Конечно же, я верю в тебя, Берт, – взлохмачивая его волосы, говорю я то, что он хочет услышать.

Берт перехватывает мое запястье.

– Даже если я скажу, что могу сделать так, что нас оставят в покое? – Он сверлит меня испытующим взглядом.

Я утвердительно киваю.

Лицо Берта светлеет.

– Тогда пошли обратно. – Он вскакивает на ноги и протягивает мне свою ладошку.

Я тут же поднимаюсь.

Мне понятно упрямство Берта, но я беспокоюсь за него слишком сильно, ведь сейчас он просто не способен в полной мере оценить ту угрозу, с какой пришлось столкнуться. То, что сегодня сделал Закар – всего лишь демонстрация. Не сомневаюсь, он может зайти намного дальше. А Берт такой маленький, такой хрупкий…

Мне еще предстоит узнать, как далеко может зайти сам Берт.

* * *

Сон не идет. Слишком много мыслей, которые не оставляют меня в покое, и эти мысли безрадостны. Я долго пытаюсь заснуть, лежу, прислушиваясь к ровному дыханию моих соседок по казарме. Прежде, когда не спалось, я вспоминала оранжерею во время весеннего цветения, со всеми ее красками и запахами, представляла себя там…

Но сейчас у меня не получается вернуться туда. Воспоминание словно поблекло, превратилось в плоскую картинку, потеряло очарование. Или же дело в мыслях, от которых не удается избавиться, которые не отпускают, не позволяют раствориться в воображении.

День пролетает очень быстро. Сегодня расписание Берта совпадает с общим графиком занятий, он все время на виду, и это снижает градус моего беспокойства.

Спустившись вечером к Кондору, я обнаруживаю, что дверь в зал не заперта. Выдыхаю с облегчением. Все хорошо. Но когда вижу самого Кондора, я начинаю в этом сомневаться.

– Лови, – кидает он мне футляр с набором для рендера. – Визор оставь. Не пригодится. – Кондор такой мрачный, что я сразу же раздумываю спрашивать, почему не состоялось вчерашнее занятие. – Прежде чем мы начнем, тебе надо кое-что узнать об этом месте.

Он достает из кармана несколько маленьких шариков. Я уже видела похожие, у Валентины. Кондор так же подбрасывает их на ладони, а затем кидает мне под ноги, но шарики не зависают в воздухе, а разбегаются в разные стороны. Я зачарованно наблюдаю, как на полу вспыхивают линии белого цвета, заключая меня в квадрат площадью примерно три на три метра.

– Полноконтактный спарринг разрешен только здесь, – говорит Кондор, вышагивая вдоль светящейся линии, заложив руки за спину. – Рамка вокруг тебя – это стазис-контур, который мы протянули сюда из зала Ожидания уровнем ниже. Браслет на руке отслеживает твое состояние. Какой бы тяжелой ни оказалась травма – получив ее внутри этого контура, ты сразу же попадешь в кратковременный стазис, что позволит оказать тебе медицинскую помощь. – Он хмыкает. – Парню из прошлого набора тут пулю в сердце пустили – и ничего, спасли, представляешь?

– Поэтому капралу Макса удалось устроить то разбирательство? – догадываюсь я.

Кондор кивает:

– Ага. Вы нарушили правило: никакой крови за пределами стазис-контура. А вот внутри него можно творить что угодно.

– Вы же помните, что я Несовместимая? – тихо спрашиваю я. – Для меня пуля в сердце – это необратимо. Модуль не спасет.

Кондор пожимает плечами:

– А это и не для тебя.

Он ненадолго отходит, возвращаясь с шестом в руках.

– Я изучил тебя, – говорит он, и я поспешно ловлю брошенный им шест. – Понял, в чем твоя проблема, понял, почему ты так сильно себя тормозишь. Все дело в твоем страхе.

– Все мы чего-то боимся, – замечаю я с дрожью в голосе.

Кондор улыбается:

– И это хорошо. Страх может сослужить хорошую службу… Как в твоем случае. – Улыбка исчезает. – Страх создал тебя, это он научил тебя всему, что ты знаешь. Ты боялась, что не справишься с работой Смотрителя, боялась, что придется терять своих силентов – и этот постоянный страх сделал тебя такой быстрой, такой сильной, что ты прошла Переход без единого дня в рекрутах. Страх так давно с тобой, что ты уже сжилась с ним – настолько, что перестала его замечать.