– Спасибо. Помогает отдохнуть от… Стой-ка, ты разрешишь малость врезать Адриану?

– Давай, ни в чем себе не отказывай! Я пожалела, что рассказала тебе о его замечании, не надо было.

– Забудь! Ты все правильно сделала, я это заслужила. – Я подмигнула Жанне и потерла руки. – Поехали!

Я перешагнула через загородку для детей и пошла вдоль бассейна, Жанна следовала за мной. Алиса в шезлонге листала глянцевый журнал, Седрик и Марк что-то обсуждали, сидя на бортике и болтая ногами в воде, а лапочка Адриан мирно дремал в своем шезлонге – все должно получиться.

– Адриан, – шепнула я ему на ухо.

– М-м-м…

– Ты выиграл, сдаюсь.

Он вскочил одним рывком, повернувшись лицом ко мне и спиной к бассейну.

– Да ну! Ты что! Уже!

Я легонько подтолкнула его, и он свалился в воду. Отчаянно закашлялся, отплевываясь. Когда он выплыл на поверхность, я уперла руки в бока и произнесла с самым серьезным и деловым видом:

– Пора тебе усвоить, что у гэдээровской пловчихи с силой воли все в порядке!

Седрик, Алиса и Жанна взвыли от хохота. Ничего не понимающий Марк потребовал объяснений от моего зятя, потом окинул меня взглядом кокер-спаниеля и присоединился к общему веселью.

– О, ты за это заплатишь! Ты у меня огребешь, англичаночка в бикини!

Адриан рывком выбрался из бассейна, я рванула от него, обежала бассейн, задыхаясь от смеха. Мне чудилось, будто у меня вырастают крылья, я ощущала немыслимую легкость. Разбежавшись, я бросилась в воду! И к своей радости, обрызгала всех.

Оставшееся время я провела в бассейне с Мариусом, который последовал моему примеру и тоже прыгнул в воду. Как только Леа встала после дневного сна, она надела нарукавники и присоединилась к нам у бассейна. Подбежав, она повисла у меня на шее и больше не отцеплялась. В конце концов сдалась и Эмма, которой в ее возрасте приходится нелегко: в двенадцать лет ты уже не ребенок, но еще и не подросток. Я помнила ее, когда она была такая, как сейчас Леа, а тут я ее увидела в настоящем купальнике, на пороге первой менструации, и в этот момент я осознала, что ее детство прошло мимо меня. Я пообещала себе ни за что не допустить подобной ошибки с Леа.

Понедельник. Я провела здесь уже неделю, три дня назад отключилась от своего парижского существования и, вопреки ожиданиям, все еще жива. После обеда я вспомнила папину просьбу, решила пожертвовать бассейном и направилась в амбар, единственное сооружение, сохранившееся нетронутым от прежних владельцев. Он был построен из светлых тесаных камней, отполированных солнцем и мистралем. Его площадь составляла около двух сотен квадратных метров, если считать первый этаж с дырявым полом. На время строительства дома отец переселил семью из вагончика сюда. В детстве амбар был одним из моих излюбленных убежищ. Он стоял на отшибе, и я себя чувствовала там совершенно независимой.

Войдя внутрь, я поняла, почему отец отправил меня сюда: учитывая состояние нашего амбара, он явно рассчитывал на мои организаторские способности и умение все упорядочить. Здесь нашла приют вся мебель из парижской квартиры, не говоря уж о барахле, которое скопилось у родителей за долгие годы: разные вещи, документы, одежда, детские игрушки… Они даже умудрились сохранить минитель[7]! В общем, все, из чего состоит жизнь человека. Фронт предстоящих работ впечатлял: мне понадобится не один день, может, целая неделя, чтобы в одиночку как-то привести в порядок этот гигантский кавардак.

Я отчаянно пыталась сдвинуть хоть на миллиметр буфет из тика, когда заскрипела дверь.

– Алиса! – закричала я. – Иди сюда, помоги мне передвинуть это страшилище. Я тут все повыбрасываю!

– Это я, – сообщил Марк. – А то, что ты видишь, вовсе не страшилище.

Я выпрямилась и стерла со лба пот и пыль. Марк уже стоял на четвереньках перед буфетом и внимательно изучал его. После чего поднялся и медленно обошел амбар, не торопясь, присвистывая от восхищения, затем вернулся ко мне.

– Здесь настоящий рай! – объявил он, хитро поглядывая на меня.

– Хочу попытаться сделать рай общедоступным! Но для начала придется сдвинуть с места эту штуковину. – Я снова взялась за буфет.

– Не надо так, ты его покалечишь. Смотри, надо работать ногами. Я тебе помогу. Нужно сделать все, чтобы не повредить эти чудесные вещи. К счастью, здесь не высокая влажность, но предосторожности все равно не помешают.

Мы занялись перестановкой, он здорово помогал мне, если только не натыкался на какое-нибудь «сокровище», что служило поводом для очередной лекции. Так произошло, например, когда я заявила, что старые пластиковые стулья, которые иногда встречаются на школьных праздниках и в актовых залах – а мой отец хранил их долгие годы, – пора вынести на свалку.

– Да как ты не понимаешь, Яэль?! Стулья, которые ты хочешь отправить на помойку, на самом деле знаковые предметы. Это так называемые «полипроп», стулья, изготовленные из полипропилена литьем под давлением. Тебе известно, что после первой партии, выпущенной в 1963 году, было продано четырнадцать миллионов экземпляров этой модели?

Я прижала ладонь ко рту, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Но стоило мне повернуться к нему спиной, и я не выдержала. Мои родители уже переросли конец семидесятых, а Марк изо всех сил старался туда вернуться и готов был забраться еще дальше в прошлое. Хотя если вспомнить его квартиру, то удивляться не приходится.

В конце концов вся мебель была расставлена. По моему совету Марк отправился на поиски в гараж, после чего накрыл брезентом самые хрупкие предметы, подложил кусочки картона под все ножки. Когда он разрешал, я использовала свободное пространство для остальных вещей: посуды, маминой и папиной одежды, предметов декора. Я очень повеселилась, наткнувшись на остатки их гардероба эпохи хиппи – еще до нашего рождения: оранжевые брюки клеш, фиолетовые платья мамы и папины сорочки с остроугольными воротничками. А еще больше я смеялась, наткнувшись на свой школьный дневник последнего класса! Учитель английского писал:

Учитель французского:

Экономика:

Когда амбар стал на что-то похож, Марк сел в знакомое мне с детства кресло из нашего парижского дома. Тут я из чистого любопытства попросила его прочесть мне последнюю лекцию.

– А о нем у тебя есть что рассказать?

– Прикалываешься? – возмутился он, улыбнувшись при этом.