А утром приехали Сильные и забрали меня… Я была рада, что успела.

Так что Янтарный лучше бы помалкивал насчет того, кто из нас не девочка…

Я с удовольствием съела его яблоко.

Через месяц меня выставили из лазарета.

Уже пахло близким концом зимы, сырой землей, влажными весенними ветрами. Но до настоящей весны Пряжка еще не дожила, хотя здесь, у подножия гор, весна всегда наступала незаметно, разом. Вчера зима, а завтра лето.

Я решила подождать недельку-две, посмотреть на себя после болезни, окончательно собраться и сбежать, сбежать отсюда наконец!

Это случилось в среду. Незадолго до полудня. Лекцию вел Зеленый Магистр.

В середине лекции в аудиторию неожиданно вошел Серый Ректор. Все встали. С хмурым видом он подошел ко мне и сунул клочок какой-то бумаги. И ушел.

Сделав вид, что ничего, собственно говоря, и не было, Зеленый Магистр продолжал читать вслух свою засаленную тетрадь.

Я вскрыла сложенную и заклеенную бумажку.

Это была записка от тетушки. Я вспомнила о закопченных и уложенных в коробочку ушах нашего Ректора, которые забрал у меня Нож, и подумала, что, наверное, благодаря им Серый Ректор неожиданно для себя оказался в роли письменосца.

Тетушка писала, что все нормально, что все по мне скучают и надеются увидеть на летних каникулах, что она заказала специально для меня новое сногсшибательное платье и к нему роскошную шляпку.

Чтобы такое прислать, не стоило сыр-бор с ушами городить. И хмурый вид Ректора говорил о том же: он явно прочел записку и ничего не понял.

Подумав, я послюнявила палец и поводила им по письму. Так и есть — над строчками беззаботной записки проступили другие строки.

Все понятно. Ректор мог обслюнявить это письмо со всех сторон, купать его в лимонном соке или молоке, жарить на раскаленной сковородке и посыпать магнитным порошком — и все это с отрицательным результатом. Чернила реагируют только на слюну членов нашей семьи, папино изобретение. Главное — удобно, просто и надежно. Сестра всегда имеет пузырек.

Я вчиталась в проступившие строки, и в ушах у меня зашумело, застучало.

Тетя писала, что Легиону с потерями, но удалось отбить нападение Левого Крыла, которое бесславно признало поражение. Думая, что сейчас самое время, Боевое Сопротивление вывело свои отряды на улицы Хвоста Коровы. И их уничтожили… Горстке сопротивленцев удалось выскользнуть из города, и они скрылись в Долине Ушедших. Долина окружена. Жива ли сестра или нет, тетя не знает, но если бы она была жива, то добралась бы до нее, тети, — уж ей бы место в подвале нашлось, да и дюжине друзей тоже запросто. Так что, похоже, она погибла, как и большинство ребят.

"Доигрались! — звенело у меня в голове. — Доигрались!!!"

Я отчетливо вспомнила, как в последний раз плакала ночью сестра перед моим отправлением в Пряжку.

А я, что теперь я скажу папе с мамой?!

Потайные строчки таяли, исчезали у меня на глазах, унося с собой страшные вести.

Прозвонил полуденный колокол. Его звон доносился, как сквозь вату, толстую пушистую белую вату.

Лекция окончилась.

Мы построились парами, чтобы идти на обед. Послушно двигаясь в общей колонне, я чувствовала странное раздвоение: часть меня с застывшим лицом старательно шагала по коридору, другая часть летела рядом, но на некотором отдалении и с интересом смотрела на первую. И что-то мешало им слиться обратно в одну меня. И я по-прежнему почти ничего не слышала вне себя, зато прекрасно слышала, как струится моя кровь, стучит сердце, шуршат легкие.

Мы вошли в пансионатскую столовую, которая находилась в подвале преподавательской, западной части Корпуса, и чинно уселись за длинными некрашеными столами.

И тут на обед подали излюбленное блюдо Сильных, какую-то приторно-кислую гадость, состоящую, по-моему, в основном из переваренной, осклизшей от такого обращения моркови.

Все-таки пищевые различия у двух народов зачастую остаются самыми труднопреодолимыми. Чтобы есть такое, надо привыкать к нему с детства.

Этот шедевр кулинарии и соединил вновь мою расколовшуюся душу, что-то лопнуло внутри, смешалось все, и ненависть к Пряжке, и тоска по Ракушке, и письмо тетушки, и гадость вместо еды, стало все равно, совсем все равно, что дальше будет.

Я поднялась со скамьи и с воплем:

— Пусть это лопает тот, кто стремится к беложоповой недосягаемости! — влепила миску в стену.

Побеленную стену морковка очень украсила, а я продолжала орать и бесноваться, не слыша саму себя.

Мой бунт никто не поддержал, все в оцепенении вцепились в миски и испуганно глазели на то, как я выступаю.

После замешательства среагировала наконец охрана, подбежала ко мне и профессионально скрутила локти.

Все это, конечно, было неслыханным для пансионата скандалом, а уж моя первая фраза была прямым государственным оскорблением.

Папа бы меня за нее точно треснул по затылку, несмотря на то, что он на нас и голоса-то никогда не поднимал. Он всегда говорил, что насмехается над обычаями других только полный дурак, а умный старается понять. А я плюс ко всему оскорбление сгоряча еще и сформулировала неправильно.

Ну и пусть! Зато сказала, что думала, впервые за все время, что нахожусь здесь!

Несколько веков назад у Сильных был смешной обычай, связанный вот с чем: на одном из островов за пределами Чрева Мира росли грибочки интересного такого вкуса и легкого взбадривающего действия. Их добавляли в пищу, говорят, было очень вкусно. Из-за дальности этого острова и трудности доставки грибочки были страшно дорогими, поэтому позволить их себе могли только самые богатые и властные лица Хвоста Коровы. Кроме перечисленных свойств, грибы обладали еще одной особенностью: не к столу будь сказано, кал после них сильно светлел. А если семья потребляла их регулярно на протяжении минимум трех поколений, он вообще становился белоснежным.

Это было отличительной чертой истинной аристократии и сразу выдавало примазывающихся к ней выскочек. Поэтому и практиковалась процедура, так сказать, удостоверения своей знатности, когда претендент в императоры должен был публично, при большом стечении народа, сидя спиной к вышеупомянутому народу накласть в прозрачный хрустальный горшок и наглядно доказать всем, что он именно тот, кто имеет полное право на власть и трон.

Наших предков этот обычай веселил несказанно: вся торговля грибами шла через Ракушку, в ней они отнюдь не были предметом роскоши, и поэтому претендовать на титул императора соседей с чистой совестью могли даже портовые грузчики.

Потом все грибы на этом острове выбрали, грибницу повредили, праздник кончился. Белоснежные испражнения остались в прошлом…