Он выплевывает кусочек отгрызенного ногтя на пол, поднимает голову и просит меня закрыть за собой дверь на замок и перевернуть табличку ОТКРЫТО/ЗАКРЫТО. Я выполняю его просьбу.

— Ну, что у тебя стряслось?

— Пойдем покажу.

Электрик встает и исчезает внутри магазина. Я следую за ним. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, входим в гостиную, и Электрик закрывает дверь. Бывать в этой комнате мне никогда еще не доводилось.

Обычно, когда он уходит наверх — за деньгами или с какими-то другими целями, — я жду его внизу, в складском помещении. Мне всегда было интересно узнать, как выглядят его жилые комнаты. Теперь я знаю как и хочу поскорее отсюда уйти.

Понимаю, услышать подобное от такого типа, как я, покажется вам странным. С Электриком в течение нескольких лет нас связывали чисто деловые отношения, а мое появление в его гостиной — в месте, куда он приходит расслабиться и отдохнуть, — выходит за рамки бизнеса, и от этого я чувствую себя очень дискомфортно.

Только бы он не начал еще и переодеваться при мне, мелькает в моей голове мысль.

Я ощущаю всю эту неловкость против своей воли, просто потому что во мне говорит обычная неприязнь к гомосексуалистам. Любой нормальный парень на моем месте испытал бы то же самое. Понимаете, когда любой человек, с которым я знаком совсем немного, внезапно начинает вести себя со мной как с корешем, у меня тут же возникают разные подозрения.

Электрик проходит мимо меня и приближается к телевизору.

— Где вы все это взяли?

— Что?

— То, что привезли мне в прошлый раз: видеомагнитофон и остальное.

— Гм… Не знаю… В одном доме. А в чем дело?

Электрик выглядит как-то странно, таким никогда раньше я его не видел. Создается такое впечатление, что кто-то сильно чем-то его достал.

А ведь у него есть оружие.

— А что произошло? — опять спрашиваю я.

— Вы случайно не задействованы в каких-нибудь сомнительных делах? — интересуется Электрик.

— Я — нет, — говорю я, хотя понятия не имею, что он подразумевает под «сомнительными делами».

— Ты уверен? — произносит Электрик, странно изгибая шею.

— Уверен.

В этот момент до меня начинает доходить, что, по всей вероятности, он в течение всех этих лет имел на меня виды. Я вспоминаю вдруг о том, что каждый раз, когда мы с Олли выходили через его чертову заднюю дверь, этот болван постоянно вставал в дверном проеме таким образом, чтобы нам пришлось протискиваться мимо него.

Чертов извращенец! Наверное, все эти годы ждал возможности остаться со мной наедине, набирался храбрости предложить мне кучу бабок за возможность отыметь в задницу.

Я настраиваю себя на то, что сейчас хорошенько врежу старому гомику.

Пусть только попробует завести со мной свой грязный разговор.

— Посмотри, — говорит Электрик, включая видак и вставляя в него кассету.

С несколько мгновений я смотрю в телевизор и не верю своим глазам. Желудок сжимается в комок. Мне кажется, сейчас меня вырвет. На экране кровать в какой-то затуманенной комнате. Два парня укладывают на эту кровать маленького пацаненка и… Пожалуй, я не буду описывать, что они с ним делают.

Не произнося ни слова, я подскакиваю к Электрику и со всего размаху заезжаю кулаком ему по башке. Старик падает на пол, как набитый дерьмом мешок.

— Что ты делаешь? Что ты делаешь? — орет он, когда я поднимаю его за грудки, чтобы врезать еще.

— Грязный ублюдок! — кричу я. — Можешь считать, что ты уже мертвец!

— Подожди, подожди! — Электрик закрывает руками голову. — Забери эту кассету, забери, она мне не нужна.

— Я пришью тебя, скотина! — реву я. — Прощайся со своей ничтожной жизнью, полоумный ублюдок!

Я встряхиваю его, швыряю на пол и даю хорошего пинка. Электрик извивается и продолжает что-то выкрикивать, но я в таком сильном бешенстве, что некоторое время ничего не слышу. Потом одна его фраза все же доходит до моего сознания, и у меня перехватывает дыхание.

— Прости, прости… Я не должен был смотреть твою запись… Прости…

— Что? — говорю я ошарашенно. — Что ты только что сказал? Мою запись?

— Прости, пожалуйста… И не бей меня больше… Прости…

— Мою запись? Это не моя кассета. О чем это ты?

— Что? — всхлипывает Электрик.

Только сейчас я понимаю, что произошло маленькое недоразумение.

— Почему ты называешь эту запись моей? — спрашиваю я.

Электрик на мгновение о чем-то задумывается и поправляет на носу очки.

— А разве она не твоя?

— Конечно, нет, черт возьми! За кого ты меня принимаешь? — ору я, едва удерживаясь, чтобы снова не треснуть ему по кумполу.

— А за что же ты тогда на меня набросился?

— Подумал, что это твоя кассета.

— Моя? Моя? А за кого в таком случае ты меня принимаешь?

Я подаю Электрику пятерню. Он колеблется, моргает, но все же берется за мою руку.

— Так где ты взял эту гадость? — спрашиваю я, подняв его на ноги.

— Это вы ее принесли, — отвечает он. — Она была в том видаке, который я купил у вас.

— Значит, она принадлежала тому типу, у которого мы его украли.

— Да. Я тоже так думал до того момента, пока ты не принялся меня лупить.

Электрик проходит к бару, наливает себе большой стакан водки, поднимает его и вопросительно смотрит на меня. Я решаю, что и мне не помешает сейчас расслабиться.

Некоторое время мы выпиваем молча, потом я говорю, что запись на кассете премерзкая и что того парня, которого мы ограбили, следует вздернуть или сжечь заживо и все такое. Затем спрашиваю у Электрика, зачем он мне позвонил.

— Хотел, чтобы ты забрал эту кассету.

— Не легче было просто выбросить ее?

— Послушай, ведь это вы притащили мне эту пакость, вы должны и забрать. Не хватало только, чтобы мусорщик достал ее из моего мусорного бака и отнес в полицию.

Электрик отпивает водки и жестом показывает, чтобы я уматывал.

— А мне что прикажешь с ней делать? — спрашиваю я.

— Не знаю, главное — забери ее.

Я достаю кассету из видака, кладу к себе в карман и поворачиваюсь к двери.

— Кстати, Карл, прости, что поколотил тебя, — говорю я через плечо.

Электрик, лицо которого начинает опухать, машет рукой. Я воспринимаю это как «нет проблем», хотя подозреваю, что он вложил в свой жест иной смысл.

Я еду назад домой и подумываю, не вышвырнуть ли мне эту мерзость в окно. Но меня останавливает боязнь, что кто-то заметит, как я это делаю, запомнит номера моей машины и позвонит в полицию. Потом, когда кассету просмотрят (на ней, кстати, есть отпечатки моих пальцев), подумают, что всей этой гадостью занимаюсь я, и… и… От таких мыслей у меня башка пухнет. Но главная причина, по которой я не хочу раньше времени отделываться от кассеты, это, наверное, нежелание оставлять в покое того типа, которого мы ограбили.