Людей, которые были бы связаны и подвергались мукам, мы так и не увидели. Но это не значит, что их там не было. Судя по показаниям пациентов, были и всего-то месяц назад. Вообще вся эта пыточная система действовала вплоть до октября этого года, когда было принято решение об увольнении Гаценко и Мальцева. Эти два имени мы услышим еще много раз.

Туберкулезное отделение больше не называется 8-е ТЛО. На двери написано «1К». Входят сюда через низенькое зеленое крылечко, само здание одноэтажное, похоже на вытянутый прямоугольник.

Осужденные рассказывали, что пытали их в разных помещениях этого 8-го ТЛО (так его и называют по старинке). Включали на полную громкость музыкальный центр, чтобы не было слышно криков. Источник «садистской музыки» мы не увидели, скорее всего, оборудование было изъято в рамках следствия. Швабры, электрошокеры, ведра и прочий инвентарь, который использовался для пыток и насилия, тоже изъяли.

Одним из главных вещдоков являются сами палаты.

— Я уничтожал улики по приказу заместителя по безопасности и оперативной работе Салова[21], — говорит заключенный Н., который проходит потерпевшим по делу о пытках и свидетелем по делу о превышении должностных полномочий руководителями ОТБ. — Я приехал в больницу с аппендицитом, но после операции меня оставили тут, работаю в строительной бригаде. Я ведь строитель. Было приказано отодрать покрытия с пола, на которых оставались остатки биологических жидкостей — кровь, сперма, пот. Потом эти материалы вывозили вместе с навозом (видимо, чтобы запахи убить) на тракторе за пределы ОТБ. Но часть была спрятана. Я знал где. Отдали на днях два мешка с материалами представителю СК.

Мы заглядываем в палаты № 4 и № 5, где творились страшные вещи. Нынешние «обитатели» тут недавно, о пытках они слышали, но находиться здесь сейчас не боятся (в любом случае выбора у них нет).

— Все прекратилось до нашего приезда, — говорят они.

В этом отделении погиб осужденный Адильбек Ахмедов, которого сидельцы считают героем-мучеником.

— Ахмедова поместили в психиатрическое отделение, где он подвергся жестоким пыткам, — рассказывает потерпевший по делу осужденный Александр Мухортов. — Сначала он был полностью изолирован. Потом попал ко мне в палату. Он первый мне рассказал, как устроен садистский конвейер. Адильбек составлял списки «активистов» и сотрудников, которые причастны к преступлению. Получалось, что это настоящая ОПГ, которая «крышуется» руководством УФСИН. Несколько раз он писал записки с именами и датами, я передавал их своему адвокату, чтобы материалы оказались на воле (мы верили, что рано или поздно этот концлагерь будет разоблачен). «Активисты» что-то почувствовали, стали проверять меня и читать все, что я выносил защитнику. Тогда мы стали шифроваться. Ахмедов — тот человек, который совершил подвиг не меньше Савельева, вынесшего видеозаписи. Просто на рассказы о пытках никто не реагировал, никто нам не верил. А видео — то, что уже не опровергнешь. Ахмедов был очень хорошим человеком, который пытался противостоять системе. Он никогда бы не покончил с собой. Очень жаль, что мы не смогли его спасти. Мы все надеемся, что виновные в его гибели будут наказаны.

Кстати, дело по факту смерти Ахмедова расследуется, сообщает наш источник во ФСИН. И уже есть явка с повинной от подозреваемого в его убийстве.

К нам выводят осужденных, Ф. И. О. которых мы не называем. По нашим данным, все они проходят потерпевшими в делах о пытках. И главная наша задача — выяснить, не оказывается ли на них сейчас давление, не пытаются ли их заставить отказаться от своих показаний. Но без рассказа о том, с чего все начиналось, не всегда получается обойтись. При этом осужденные четко описывают три причины пыток.

Первая — деньги.

— Я приехал в ОТБ в 2019 году с диагнозом «туберкулез», — говорит заключенный М. — Завхоз предложил помочь мне оформить инвалидность. Но с условием, что первые два пособия я отдаю ему, а потом с каждого ежемесячно выплачиваю проценты. Я, по его словам, перед этим должен был отказаться от противотуберкулезного лечения. Тогда, как он говорил, будет проще получить инвалидность. Конечно, я отказался. Я хотел принимать лекарства! В общем, я сказал, что условия меня не устраивают. «Жди!» — пригрозил он. Меня начали «прессовать». Целыми днями я должен был сидеть на табуретке с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Если ослушивался, били. В один из дней меня отвели в так называемый штаб (там у них пыточная), в корпус, где кабинет начальника больницы. «Активисты» Крайнов, Гемадиев, Янин стали бить меня гурьбой по приказу Ананьева, который был старшим[22]. Меня брали за руки и за ноги, поднимали к потолку и бросали на пол. Потом стащили с меня штаны и трусы, Крайнов надел на руку целлофановый пакет и засунул мне ее в анальное отверстие. Я совершил акт дефекации. Они смеялись. Заставили все убрать и сказали: «Мы это все записали, всем покажем, если будешь рыпаться». После этого еще были эпизоды. Мне приставляли к лицу половой член, говорили, что сделают, если я не переведу 30 000 рублей.

Вторая — явки с повинной.

— Однажды привели меня к Гемадиеву, Крайнову, они стали бить и требовать: «Пиши явки с повинной». Я ответил, что мне не в чем признаваться. «Пиши, сочиняй». Я не стал. Меня били, отнесли в туалет… Я очень надеюсь, что следствие будет доведено до конца. Сейчас угрозы своей безопасности не чувствую. Но вы же сами понимаете, все может измениться. Вы, пожалуйста, не бросайте нас.

Третья — наказание за жалобы.

— Отправили в ОТБ после того, как я стал жаловаться в своей колонии (на то, что в еде ползают червяки, что работаем мы нелегально), — рассказывает Павел Шеремет, и он один из тех, кто не боится называть имя. — Ну а про остальное вы знаете, адвокат рассказывала… Заявления о пытках я написал 4 июня 2021 года, приехал прокурор, опросил, но дело заморозили. Я готовился дать показания на полиграфе, экспертизы пройти. Сидел в безопасном месте, потерял 10 кг, сыпь началась от нервов. Я готов идти до последнего.

За последний месяц число потерпевших резко увеличилось. Как говорит руководитель первой проверяющей инспекции центрального аппарата ФСИН Антон Ефаркин (сейчас он назначен ВРИО начальника УФСИН по Саратовской области), чтобы выявить жертв, были опрошены сотни людей.

— Мы некоторых опознавали по татуировкам, по другим фрагментам тела, которые попали на видео. Приходили к ним, говорили: «Это же вас пытали», а человек отказывался. Только со второго или третьего раза соглашался рассказать. А сейчас некоторые пишут, что, мол, московская проверка якобы пыталась скрыть следы… Это не так.