Вечер проходил неформально. У Себастиана была большая студия с помостом вроде сцены, с роялем и огромным количеством подушек, хаотично разбросанных по полу. В одном ее конце разместился наспех собранный столик на низких ножках, заполненный всевозможными яствами — на любой вкус. Подразумевалось, что гости набирают себе на тарелку все, чего душа желает, и устраиваются на подушках. Когда Джо с Верноном вошли, танцевала маленькая рыжеволосая девчушка с гибким, мускулистым телом. Танец казался одновременно отталкивающим и притягательным.

Она закончила под громкие аплодисменты и спрыгнула со сцены.

— Браво, Анита! — воскликнул Себастиан. — Итак, Вернон, Джо, у вас все есть? Хорошо. Советую вам устроиться здесь, вот так, элегантно, рядом с Джейн. Знакомьтесь.

Они опустились на подушки рядом с высокой женщиной. У нее была красивая фигура и копна низко заколотых темно-каштановых волос. Если бы не широковатые скулы и острый подбородок, ее можно было бы назвать красавицей. У нее были глубокие зеленые глаза Ей около тридцати, подумал Вернон. Она смутила его, но показалась привлекательной.

Джо немедленно начала беседу. В последнее время ее интерес к скульптуре немного угас, а так как она всегда обладала неплохим сопрано, то стала подумывать о том, чтобы стать оперной певицей.

Джейн слушала ее внимательно, лишь время от времени сопровождая речь Джо односложными восклицаниями. Наконец она сказала:

— Если захотите, можете навестить меня дома Я послушаю вас и тогда смогу быстро определить, для чего подходит ваш голос.

— Неужели? Боже мой, спасибо, это так мило с вашей стороны!

— Не стоит благодарности. Просто можете поверить, я скажу вам правду. Вряд ли это сделает кто-нибудь другой, кто зарабатывает на жизнь уроками пения.

Подошел Себастиан и поинтересовался:

— О чем ты, Джейн?

Она поднялась с пола — грациозное движение. Потом огляделась вокруг и коротко — тоном, больше похожим на команду собаке, позвала:

— Мистер Хилл!

Глистообразный человек невысокого роста поспешил ей навстречу, заискивающе виляя всем телом. Вместе они проследовали к сцене.

Джейн пела французскую песню, которую Вернон никогда раньше не слышал:

J’ai perdu mon amie — elle est morte

Tout s’en va cette fois pour jamais

Pour jamais, pour toujours elle emporte

Le dernier des amours que j’aimais.

Pauvres nous! Rien ne m’a crie l’heure

Оŭ li-bas se nouait son linceul

On m’a dit: «Elle est morte!» Et tout seul

Je repute: «Elle est morte!» Et je pleure...[7]

Как и большинство людей, впервые слушающих Джейн Хардинг, он был не в силах критиковать ее голос. Она создавала вокруг себя удивительно эмоциональную атмосферу, и голос был лишь способом ее создания. Чувство невосполнимой утраты, тяжкого горя и облегчения в слезах...

Раздались аплодисменты. Себастиан пробормотал:

— Грандиозная эмоциональная сила — вот что это такое.

Она запела снова. На этот раз — норвежскую песню о падающем снеге. Никаких эмоций не слышалось больше в ее голосе — он был подобен белым хлопьям — невесомый, чистый, нисходящий до полной тишины на последней ноте...

В ответ на аплодисменты она просто начала еще одну, третью песню.

Вернон внезапно весь подался вперед.

Я видел женщину, она была

Длинноволоса и лицом светла.

О, как же нежен был тот светлый лик,

Как плавны руки, как прозрачно-ласков

На волосах волшебный солнца блик...[8]

Словно магические чары окутали комнату, завораживая всех присутствующих. Лицо Джейн было центром притяжения, ее глаза смотрели так, как будто видели время насквозь — смотрели испуганно и зачарованно.

Когда она замолчала, по комнате пронесся вдох. Дородный, плотный мужчина с коротко стрижеными седыми волосами пробрался к Себастиану и воскликнул:

— Себастиан, дорогой, вот я и прибыл! И хочу познакомиться с этой юной леди — сейчас, немедленно!

Себастиан подвел его через комнату к Джейн. Герр Радмагер взял ее за обе руки и внимательно осмотрел.

— Да, вы в прекрасной физической форме, — заключил он. — Должен признать, что пищеварение и кровообращение у вас тоже в порядке. Дайте мне ваш адрес, я к вам заеду. Вы этого ждали?

Вернон подумал про себя:

— Они тут все сумасшедшие.

Но он обратил внимание, что Джейн Хардинг не была удивлена и восприняла все как должное. Она записала свой адрес Радмагеру, поговорила с ним еще немного, затем вернулась и присоединилась к Джо и Вернону.

— Себастиан настоящий друг, — сказала она. — Он знал, что герр Радмагер ищет исполнительницу партии Сольвейг в «Пер Гюнте», поэтому пригласил меня сегодня.

Джо поднялась и пошла поговорить с Себастианом. Вернон и Джейн Хардинг остались наедине.

— Скажите, — начал Вернон, слегка заикаясь, — эта песня, которую вы пели...

— «Белый снег»?

— Нет, последняя. Я... Я слышал ее когда-то, много лет назад... Я был тогда ребенком.

— Странно, я думала — это семейная тайна

— Это было, когда я сломал ногу. Мне пела ее сиделка Я так любил эту песню, но думал, что никогда больше ее не услышу.

Джейн Хардинг задумчиво произнесла

— Интересно... А не могла ли это быть моя тетя Фрэнсис?

— Да-да, ее звали Фрэнсис, сестра Фрэнсис! Так она была вашей тетей? А что с ней случилось?

— Она умерла много лет назад от дифтерии. Заразилась от пациента

— Мне жаль.

Вернон помолчал, сомневаясь, говорить или нет, и все же сказал:

— Я запомнил ее на всю жизнь. Она была.. Она была моим первым другом.

Он заметил, как Джейн посмотрела на него — внимательно, ободряюще, и внезапно понял, кого она ему напомнила в первый момент. Она была похожа на сестру Фрэнсис. Джейн тихо спросила:

— Вы пишете музыку? Себастиан рассказывал о вас.

— Да, пишу — по крайней мере, пытаюсь писать.

Он вновь засомневался и замолчал, подумав: «Она очень привлекательна. Она мне нравится? Почему я боюсь?»