Чэпмен, как после манифестации, говорил о своей новой стиральной машине с огромным удовольствием. Он явно выучил наизусть рекламу этой машины – проглотил между двумя главами «Обломова», чтобы доставать ее из памяти перед всеми людьми, которые попадаются ему на пути. Несчастные люди!

А его жена могла почувствовать себя счастливой, когда этот гонитель феминизма подарил ей стиральную машину. Она, конечно, в знак благодарности мужу в первый раз опробовала машину на его самых ценных рубашках. Их любовь сконцентрировалась в стиральной машине.

Я не знал, что ответить Чэпмену по поводу этой вещи. Что можно сказать в ответ человеку, который, кажется, любит домашний электроприбор больше, чем свою жену?

Спеть ему «Жалобы на прогресс» Бориса Виана? Напомнить, что символ любви – сердце, а не стиральная машина? Что Купидон целится в сердце и никогда – в машину?

Я проводил Чэпмена до двери. Было похоже, что он действительно расцвел. На лестничной площадке он поздоровался с мадам Фарбер, которая с трудом завершала подъем. Ее руки были нагружены покупками: в одной пакет с минеральной водой, в другой упаковка – бочонок со стиральным порошком. Установка смягчителя воды одобрена. Чэпмен еще раз взглянул на меня и подмигнул, скрепляя этим наш тайный союз.

– Алекс!

– Что?

– После Греции будет Мексика. Инки – я мечтаю их увидеть.

Возвращаясь в гостиную, я чувствовал облегчение от того, что Чэпмен уезжает. Пусть он загрязняет своим присутствием Южную Европу и Америку и даст небольшую передышку северным странам. А пока я заметил, что его газета запачкала мой стол. Ее след, жирный отпечаток заголовка, был хорошо виден. А я терпеть не могу отметин на этом столе. Это странно, потому что я не помешан на чистоте в доме. Я терплю пятна везде, кроме своего стола. Я знаю, что для стола он слишком белый, и поэтому любой стакан и любая тарелка обязательно оставляют на нем отпечаток, но это так. Мягкая губка вернет ему изначальный цвет. Я подошел ближе и смог прочитать несколько слов:

«Энтон_П лстра: Я ухож из футб ла!»

Пролитого Чэпменом пота не хватило, чтобы воспроизвести всю статью или хотя бы все ее заглавие, но я легко смог понять заголовок. Улисс прыгнул с корабля в море и покинул своих товарищей: Полстра уходит из футбола.

Ян отказался от Валентины. Он сообщил об этом своей матери, когда та отчаянно пыталась обсушиться у обогревателя в ванной. Если бы она могла превратиться в полотенце и залезть в щель между трубками конвектора, сделала бы это без колебаний: так дрожала от холода и сырости.

Ян подал ей листок бумаги плохого качества – такой, на которой остаются пятна от пальцев. Старый рекламный проспект из тех, которые предназначены для оживления беседы; текст напечатан только на одной стороне листа. Ян подумал, что в данном случае выразить свои чувства на бумаге будет сердечней, чем на экране цифрового устройства. Но его мать, считая, что ее преданность не оценили, разгневалась. Она почти не читала слова сына: ей и так было понятно, что они не содержали никакой важной информации. Зачем писать, что отказываешься от той, кто тебя отвергает? Достаточно было бы молчания. На проспекте, который Ян ей протягивал, она заметила надпись:

Анна говорила себе, что ее сын немного преувеличил, когда послал ее сражаться с грозой, чтобы отослать по почте свое письмо, раз в письме не было ничего срочного. У нее самой когда-то были любовные трудности, но она ни за что не осмелилась бы навязать своим родителям такое приключение. Молодежь устраивает старикам трудные времена.

С Тьерри, отцом Яна, она встретилась на собрании католической молодежи. Он был таким красивым: одежда в обтяжку, пояс поднят как можно выше. Они понравились друг другу. Сначала любви не было, потом очарование этого будущего рекламщика покорило Анну. Были недели пылких писем (он писал в таком красивом стиле), но уважение и христианские приличия соблюдались всегда. Красные цветы и переплетение ладоней. Анна и Тьерри. Вскоре они разослали приглашения на свадьбу. Семья и близкие сходили из-за этой церемонии с ума: хоть бы погода была хорошая!

Рождение ребенка увенчало этот чудесный и полный почтения брачный союз. Сын был умным мальчиком с богатой речью и проницательным взглядом. Его назвали Ян в честь дяди по матери, который был миссионером и уехал в Камерун учить детей в какой-то деревне.

Анна боялась этого взгляда, хотя не говорила об этом. Взгляд Яна пронзал людей и обнаруживал их слабости, отчего люди оказывались в трудном положении. Ребенок – необыкновенное создание, обещание бесконечной любви, – так каждое воскресенье говорил священник верующим.

Это создание среди ночи входило в спальню супругов и смотрело на них. Анна чувствовала его присутствие. Сын становился в изножье кровати и стоял там неподвижно. Педиатра это не беспокоило. Ребенку всего лишь нужна безопасность. Но Анна чувствовала, что причина лежит глубже, что ее сын несет в себе зародыши более серьезной болезни.

Почему он словно нажимает на тормоз, не давая себе чувствовать счастье? Можно подумать, что ему противно быть счастливым. Почему он начал создавать окружающим затруднения, как только смог это делать? Почему он никогда не проявляет любви ни к кому? Педиатр, вернее, педиатры (первый в конце концов оказался «некомпетентным») считали поступки Яна необходимым этапом его формирования. Но мать семейства чувствовала, что дело в чем-то более глубинном. Она, создавшая это существо, ощущала, что с сыном будет нелегко.

Тьерри ничего не видел или, по мнению жены, притворялся, что не видит. Он повсюду возил Яна с собой, даже брал его в служебные поездки. Однако сын от этого не стал больше любить отца. Ян открыл для себя Швейцарию, Бельгию и Италию, сидя рядом с отцом в первоклассном служебном автомобиле: машину работодатель предоставлял в распоряжение Тьерри на время поездки. Они вели себя как два сослуживца, которые не ладят между собой: долгие путешествия проходили в тишине, потому что Ян не отвечал отцу, когда тот начинал разговор. Вопросы отца и его размышления о красоте пейзажей не интересовали сына. Но Тьерри хотел, чтобы Ян был рядом с ним: мальчик был хорош собой.

Анне совершенно не нравились эти путешествия, которых со временем становилось все больше. Она оставалась одна, потому что не желала уезжать из дома и отказываться от своей повседневной жизни. Впрочем, Тьерри никогда не предлагал ей поехать с ними: он заранее знал, что она ответит на это предложение.

Все это продолжалось несколько лет, пока не случилась авария.

Это был обычнейший несчастный случай – авария из-за боязни опоздать. Тьерри ждали: он должен был представить важному клиенту рекламный проект – рекламу первого плоского экрана. Машина была раздавлена, лицо Яна тоже. Тьерри отделался несколькими царапинами на ноге; пожарные считали это чудом.

После аварии жизнь стала беззвучной. Как в кинозале, когда идет фильм, – темнота, тишина и напряжение. Фильм в стиле саспенс – тревожное ожидание и никаких сомнений в том, чем оно закончится.