Однако давайте представим себе третьего участника дискуссии. (Если вы склонны воспринимать себя как яростного сторонника одной из двух точек зрения, описанных выше, то приведенное ниже упражнение может показаться для вас оскорбительным – поэтому вы вполне можете пропустить следующие два абзаца.) Третий участник не верит в то, что соотношение 1:1 является справедливым. С другой стороны, он не верит и в то, что зародыш не обладает никакой ценностью. Давайте представим себе, что в рамках спора он обязан дать какую-то количественную оценку для нашего соотношения, и он решает, что жизнь одного новорожденного эквивалентна по ценности 100 зародышам.

В США ежегодно производится примерно 1,5 миллиона абортов. Для человека, верящего в истинность соотношения ценности одного новорожденного и 100 зародышей, эти 1,5 миллиона абортов означают (при делении 1 500 000 на 100) потерю 15 тысяч человеческих жизней. Пятнадцать тысяч жизней… Примерно столько же человек ежегодно гибнет насильственной смертью в США. И эта цифра значительно выше, чем количество убийств, которых мы избегаем благодаря легализации абортов. Даже для человека, считающего, что ценность зародыша равна всего одной сотой ценности человеческого существа, компромисс между повышением количества абортов и снижением преступности будет являться экономически неэффективным.

На самом деле связь между абортами и преступлениями говорит нам следующее: когда правительство дает женщине возможность самостоятельно принять решение относительно аборта, она самостоятельно вычисляет, способна ли она вырастить ребенка. Если она считает, что не может этого сделать, то чаще всего выбирает аборт.

Но если женщина все же решает оставить ребенка, возникает следующий неприятный вопрос: что должны делать родители после того, как ребенок родится?

Есть ли в мире какое-нибудь другое искусство, которое хотелось бы превратить в науку так же сильно, как искусство быть родителем?

За последние десять лет в США возникла целая армия экспертов в области воспитания детей. Любой, кто пытается хотя бы в небольшой степени следовать их советам, может испытать немалое разочарование – кажется, что понятие нормы в сфере воспитания детей меняется чуть ли не ежечасно. Иногда мнения двух экспертов полностью противоречат друг другу. А иногда все ведущие эксперты в один голос соглашаются с тем, что прежняя мудрость была ошибочной, а новая – абсолютно верной. К примеру, кормление грудью является единственным способом гарантировать развитие здорового и умного ребенка – но только до тех пор, пока эксперты не начнут расхваливать преимущества кормления из бутылочки. Ребенка обязательно нужно укладывать спать на спине, но только до тех пор, пока эксперты не придут к заключению, что ребенок должен обязательно спать на животе. Печенка, которую вы готовите ребенку на ужин, одновременно а) токсична и б) крайне необходима для развития мозга. Пожалеешь розгу – упустишь ребенка, шлепнешь ребенка – отправишься в тюрьму.

В своей книге Raising America: Experts, Parents and a Century of Advice About Children Энн Халберт показала во всех деталях, как именно эксперты противоречат друг другу и даже самим себе. Поначалу это может показаться смешным, однако потом чтение книги начинает вызывать смешанные чувства и даже страх. Гэри Эццо, автор серии книг Babywise, проповедует «стратегию управления ребенком» для мам и пап, стремящихся к «достижению совершенства в процессе воспитания». В частности, он много говорит о том, насколько важно с ранних лет приучать ребенка спать ночью одному. В противном случае, предупреждает Эццо, сон рядом с родителями может «негативно повлиять на развитие центральной нервной системы младенца» и привести к проблемам с обучаемостью. Сторонники же идеи «совместного сна» предупреждают о том, что сон в одиночку может оказаться вредным для психики младенца и что его обязательно нужно укладывать на «семейное ложе». А что насчет стимулирования развития ребенка? В 1983 году Берри Бразелтон написал, что ребенок приходит в наш мир «великолепно подготовленным для задачи познания и себя самого, и окружающего мира». Бразелтон был сторонником ранней и интенсивной стимуляции младенцев – «интерактивных» детей. Однако за сто лет до этого Эмметт Холт предостерегал, что «ребенок не игрушка». По мнению Холта, в течение первых двух лет жизни ребенка не должно быть «ни принуждения, ни давления, ни чрезмерной стимуляции». Холт верил, что в это время мозг ребенка развивается очень активно и поэтому чрезмерная стимуляция может «привести к немалому вреду». Он также верил в то, что плачущего ребенка никогда нельзя брать на руки, кроме случаев, когда он плачет от боли. Холт объяснял, что ребенку нужно ежедневно давать кричать в течение пятнадцати минут – «это обычное упражнение».

Типичный эксперт в области воспитания детей, так же как и эксперты в других областях, всегда необычайно убежден в правильности своего мнения. Эксперт не склонен рассматривать разные точки зрения. Скорее он твердо придерживается одной позиции. Это происходит из‑за того, что эксперту, позиция которого учитывает множество различных нюансов, редко удается привлечь к себе сколь-нибудь серьезное внимание. Если же эксперт хочет, чтобы его теория стала частью общепринятого мнения, то ему следует быть максимально жестким. Лучший способ добиться этого – получить власть над людскими эмоциями, ведь эмоции – основной враг рациональности. Когда в дело вступают эмоции, в первых рядах идет одна из самых мощных – человеческий страх. Суперхищники, иракское оружие массового поражения, коровье бешенство, внезапная смерть младенца во сне… Можем ли мы игнорировать советы экспертов по этим вопросам, когда они начинают рассказывать нам сказки, подобно злобному дядюшке, любящему попугать своих племянников перед сном?

Никто не является более восприимчивым к страшилкам экспертов, чем родители. Страх – это, по сути, основной компонент родительства. Родители, по большому счету, несут полную ответственность за существо, находящееся в начале жизни и более беспомощное, чем новорожденный любого другого биологического вида. В результате многие родители растрачивают огромное количество энергии на чрезмерное беспокойство о своем ребенке.

Проблема здесь заключается в том, что они слишком часто боятся не того, чего стоит бояться на самом деле. Но в этом нет их вины. Отделение слухов от фактов довольно сложное дело, в особенности для постоянно занятых родителей. А «белый шум», создаваемый экспертами (не говоря уже о давлении родителей друг на друга), настолько давит, что родители с трудом сохраняют ясность мыслей. Когда же им все-таки удастся набрать достаточное количество фактов для работы, эти факты оказываются либо чересчур отлакированными, либо преувеличенными, либо вырванными из контекста, вследствие чего служат интересам кого-то еще, а не их самих.

Представьте себе родителей восьмилетней девочки по имени, скажем, Молли. По соседству с ней живут две ее лучшие подруги, Эми и Имани. Родители Молли знают, что в доме родителей Эми есть оружие, поэтому запрещают Молли приходить к ней домой. Вместо этого Молли проводит время в доме Имани, на заднем дворе которого есть плавательный бассейн. Родители Молли испытывают радость от своего решения, которое, по их мнению, помогает обезопасить их дочь.