– Я был там, я видел все. Как и всегда, – начало было вообще непонятным, – Я видел, как отец помог Морфею усыпить тебя, – указал он на Каина, – я был в Арктике, я видел брата, закованного в ловец снов. Всё любили и страдали по нему, из-за него. Но никто не видел меня. Ведь меня никто никогда не замечает Фантазу. Есть только Фобетор, бедный Фобетор и Морфей, красивый, талантливый, всеми любимый. Я столько делал для отца, всегда пытался ему угодить, но ему было все равно. Весь его мир крутился вокруг Фобетора, он будто бы жил им. И тут меня накрыло. Злость во мне кричала от несправедливости! Я ведь тоже что-то да значу! Я могу творить интересные вещи! Вот ангел, который никогда не спит, – указал он теперь на Анхеля, – но ведь и ему подвластны мечты! И я проник в его сознание и усыпил. Я дал ему счастье наслаждаться своим Раем. Я думал, отец заметит, ведь я сделал то, на что они с Морфеем не способны. Но, видимо, ему все так же все равно, раз здесь есть вы, но нет его.

Мы слушали каждый по-своему, Дитрих явно сочувствовала, я оцепенев (ведь я все ещё не могу поверить, что все что было «там» – это был всего лишь сон), Каин и кицунэ слушали не отрываясь, потому что не доверяли и думали, что Фантаза сбежит в любой момент.

– Почему ты ни разу не говорил это Гипносу? – спросила его Дитрих.

– Я пытался, поверьте. Но для него мои проблемы были не проблемами, а так, глупостью. Вот Фобетор, вот у него проблемы, так проблемы…

Я видел такие семьи, и да, он был отчасти прав. Когда одному ребёнку перепадает вся любовь и забота, а ко второму лишь угнетающе небрежное отношение. Так складывается по разным причинам… Первый ребёнок оказался нежеланным, «невовремяродившимся» и спутавшим все планы, не от того мужчины или просто он похож на твоего «врага» (слышали скорее всего такие фразы: «ты весь в своего нерадивого отца!», «её будто сама свекровь родила!», «из-за тебя моя жизнь пошла наперекосяк, а ведь я столько всего могла добиться!»). А часто рождается младший, и старшему не уделяется столько внимания, постепенно он становится капризным, а капризы влекут крики, потом скандалы… И так рождается нелюбовь из-за того, что ребёнок будто бы усложнил жизнь (хотя все это глупости, на самом деле, и можно было «вылечить» проблему сразу, но ведь кто об этом думает вначале?)

По сути, ребёнок ни в чем не виноват, согласитесь, это вина лишь родителей, но им удобно сбагривать свои проблемы на слабых. Такие дети вырастают обычно сильными личностями, отрешенными, как говорится «без любви, тоски и жалости», они всю жизнь будут доказывать всем, а в первую очередь своим родным, что они лучшие, они могут все: карьера, жилье, машина… Жаль, что чаще всего все это напрасно – мало кто из родителей поймёт и оценит, а разбитое сердце ребёнка не склеит и даже самый лучший клей.

– Мне, – но посмотрев на всю нашу компанию, Дитрих исправляется, – нам жаль, Фантаза. И я знаю это чувство и понимаю тебя. Но хочу сказать, что это того не стоит, прости. Живи своей жизнью и хватит доказывать кому-то, чего ты стоишь! Это сложно, переступить через себя, но возможно, если ты захочешь.

А потом она знаком попросила Каина и кицунэ отпустить его. Фантаза недоверчиво смотрел на нас, а потом кивнул (я видел, как слезы подступают к его глазам), и исчез в зарослях провинции Шаньдун.

Мы остались вчетвером на поляне. Было раннее утро, экзотические птицы пели где-то над кронами деревьев, животные перекрикивались между собой. И Дитрих, наконец-то, обняла меня, скорее повиснув, ибо, думаю, её накрыла волна облегчения. Ведь столько всего произошло, столько проблем ей пришлось разрешить в моё отсутствие.

– А это кто? – спросил я шёпотом, указывая на лиса.

Она повернулась, и увидела, как кицунэ отряхивает складки на своей уже потрепанной одежде.

– Познакомься, Анхель, это кицунэ. Он помог нам тебя отыскать.

– Дзинко, меня так звали в деревне, – сообщил он нам.

– О, я рада, что ты вспомнил свое имя, – порадовалась она за него.

– А что, ты ничего не помнишь? – не понял я.

– А не пора ли вам к детишкам, – напомнил нам Каин.

– Точно! Нам надо домой! – спохватился я.

– Мы присмотрели за ними, не переживай, у них все более-менее в порядке, – поторопилась успокоить меня Дитрих. – Нам надо о многом поговорить, я знаю, но а сейчас нас и впрямь ждут дома. Встретимся позже, ребят, – последнюю реплику она уже послала нам всем и исчезла.

И тоже должен был спешить, но понимал, что малыш подождёт ещё минутку:

– Спасибо, – немного сковано, выговорил я, – спасибо, что спасли меня.

– Должен будешь, – подмигнул мне Каин и телепортировался.

Я посмотрел на кицунэ. Он был таким зачаровывающе-прекрасным по азиатским стандартам: утонченным и благородным, и даже порванная одежда и небольшой беспорядок на голове не искажали то волшебство, что несёт в себе его вид созданий.

– Твоя подруга уже заплатила мне, – ответил он. – У нас был уговор,– и немного промолчав, продолжил, – она смелая девушка. И у вас крепкая связь, ведь она нашла тебя в мире снов. Поверь, такое мало кому удаётся.

Надо будет уточнить потом «цену договора», но в основном согласен был с ним, поэтому кивнул.

– Да, она удивительная.

– Послушай, прежде чем ты исчезнешь, хочу, чтоб ты знал: если понадобится помощь, у меня остался ещё один браслет, – улыбнувшись, Дзинко указал на свое предплечье.

Я улыбнулся ему, не совсем понимая, о чем он, и вернулся домой.

Эпилог

Я оказался в белоснежном помещении. Столь белого вокруг я ещё никогда не видел. Это как оказаться на полотне художника, прежде чем он начнёт писать свою картину. Мир в первозданном виде: то есть ничего.

– Здравствуй, Каин, – обратился ко мне голос.

Повернувшись, я увидел человека преклонных лет, темнокожего, с сединой, и, естественно, в белом одеянии.

– Босс? – то ли спросил я, то ли ответил.

Ребят, серьёзно, мне можно сказать вечность лет, но я вижу его впервые! И я знаю, что он каждый раз выглядит по-иному – это нормально, ведь у столь великого и не может быть обличья смертного. Я слышал, как одна ангел рассказывала, что босс предстал перед ней в образе молодой и красивой женщины, поэтому в этом плане я не удивлён. А удивлён я-таки тем, что мы, наконец-то, встретились!

– Каин, присядь, –