объяснять непонятное. Старалась непременно быть там, где ожидались стычки с фашистами и полицией. Добилась разрешения участвовать в переброске оружия. Возмущалась, когда другие протестовали против ее участия в опасных делах. Успехи райкома справедливо объясняли самоотверженной работой Ольги. Осенью 1926 г. ее выбирают первым секретарем. Она участвует в кампании за экспроприацию собственности князей, организует забастовки молодых рабочих против усиления эксплуатации. На предприятия комсомольцы проходили как члены профсоюза – иначе не пропускал социал-демократический завком. На летучках выбирали делегатов Всегерманской конференции рабочей молодежи и съезда комсомола. Из Нойкельна на съезд поехало больше трехсот юношей и девушек.

Осенью 1926 г. Ольгу и Отто арестовывают. По «Закону о защите республики» он обвиняется в государственной измене, она – в «деяниях, способствовавших совершению измены», «попытках насильственного изменения действующей конституции», «членстве в незаконной и враждебной государству организации, имеющей целью свержение существующего строя». 18-летняя коммунистка впервые в тюрьме. Допросы, угрозы, побои. Ничего не добившись, через два месяца ее выпускают. Товарищи избирают Ольгу в Берлинский окружком, поручают ей агитационно-пропагандистскую работу с молодежью всей столицы. Но на следующий съезд ехать не пришлось.

Отто Брауна, уже полтора года сидевшего в знаменитой тюрьме Моабит, в начале мая 1928 г. должны были судить по обвинению в шпионаже в пользу СССР. Ему грозили 20 лет тюрьмы. Судилище приурочили к выборам в рейхстаг, чтобы дискредитировать партию. Процесс готовили в Моабитском суде, куда подсудимого приводили из тюрьмы по подземному ходу. Полицейские были спокойны: отсюда еще никто не бежал. Следователь даже отступил от буквы закона и разрешил Ольге, проходившей по одному делу с Отто, свидание с ним прямо в здании суда – пусть агенты подслушают разговор и добудут дополнительные улики. Конечно, он ничего не узнал. А у Ольги и ее товарищей возник дерзкий план. В отделе ЦК КПГ, ведавшем охраной руководителей, ей поручили подобрать и возглавить группу для выполнения ответственного задания. Перед очередным свиданием Отто передали записку: надо быть готовым к побегу.

Утром 11 апреля в Моабитском суде собрались семеро парней, которых полиция приняла за студентов-юристов. Все они заранее изучили коридоры, лестницы, неохраняемые выходы из здания. В начале десятого Ольга вошла в переговорную камеру. Попросила разрешения угостить жениха. Достала из сумочки апельсин – условленный знак. Миг – и на чиновников смотрят дула пистолетов. Даже когда группа с Отто ушла, ошеломленная полиция не сразу опомнилась. Только один из смельчаков попал в ее руки. На митинге «Рот фронта» комсомольцы объявили, что оружие не было заряжено: они готовили не теракт и не месть, а освобождение товарища и призыв к борьбе.

Напрасно тысячи полицейских прочесывали столицу и окрестности. Напрасно плакаты со всех углов обещали за выдачу беглецов пять тысяч марок – зарплату рабочего за два года. Комсомольцы соревновались, кто быстрее сорвет плакаты или заклеит лентой с надписью: «Доносить может только подлец». Перед киносеансом на экране показывали фото разыскиваемых; зрители аплодировали. Их прятали десятки рабочих, предателей не нашлось. Полиции оставалось только пополнять «дело» Ольги, заведенное еще в Мюнхене. Имперский суд Веймарской республики заочно предъявил «опасной коммунистке» обвинение в «соучастии в государственной измене». Хотя многие «преступления» совершались еще до совершеннолетия, судьи признали ее полностью ответственной за все, «поскольку свидетельские показания и приложенные к делу письма свидетельствуют о ее зрелости и незаурядных способностях». В деле появилась запись: «Агент Москвы».

Тем временем красная столица встречала спасшихся от буржуазного «правосудия». О дерзкой операции знали, но хотели слышать из первых уст. «Ольга Синек» – так ее теперь звали – выступала по радио, перед кимовцами и комсомольцами, на фабриках и заводах, в колхозах. Узнавала о делах сверстников: ликбезе, ударных бригадах, социалистическом соревновании. И о том, как нелегко родине социализма: продовольствие по карточкам, транспорт переполнен, мало еще квалифицированных рабочих, машин, сырья. Но сколько сделано и делается, сколько энтузиазма, убежденности, веры в будущее!

Ольгу заочно избирают в ЦК комсомола Германии, принимают на работу в КИМ. Рядом работает Люция Джапаридзе, дочь одного из 26 бакинских комиссаров; они сроднились, как сестры. Кимовцы из многих стран спорят: где раньше вспыхнет революция? Латиноамериканцы рассказывают о походе колонны Престеса. В августе 1928 г. открывается 5-й конгресс КИМ. Сосед Ольги по президиуму, С. М. Буденный, приглашает в кавалерийский полк в Тамбовской области, над которым шефствует КИМ. Ольга и Люция отказались поселиться в командирском домике, решили жить, как красноармейцы: подъем с сигналом горниста, физзарядка, марш с полной выкладкой. Ольга вступает в Осоавиахим, учится стрелять, ездить верхом, водить грузовик, прыгать с парашютом. Осваивает языки: французский, английский, русский.

Жизнь разлучила Ольгу и Отто. Не нам винить кого-то из них в разрыве. По большому счету получилось, как в песне: «Дан приказ: ему на запад, ей – в другую сторону…» Только наоборот: Отто – в Китай, Ольге – в Западную Европу. В Англии «Интеллидженс сервис» завела на «нежелательную иностранку» досье. Во Франции она поражала товарищей организаторским опытом и смелостью. Во время стачки текстильщиков полиция оцепила рабочий квартал; Ольга сразу заметила опасность и сумела выбраться из кольца, ориентируясь в лабиринте улочек, как дома. Потом ее все же арестовали, грозили выдать Германии. После безрезультатных допросов освободили с условием немедленно покинуть страну. Чтобы не подвергать опасности товарищей, она одна, без документов добралась до границы. С рабочими, трудившимися на другой стороне, перешла в Бельгию, где тоже были друзья.

После двух лет нелегальной работы – снова Москва. С родины идут тяжкие вести: раскол рабочего движения открывает путь нацистам, буржуазия вручает им власть. Ольга рвется на помощь товарищам. Но риск слишком велик: в Германии ее многие знают, на пограничных пунктах лежат ее фото. И она готовится сражаться с фашизмом там, где потребуется. Добилась разрешения получить военное образование, поступила в летную школу.

Осенью 1934 г. ее вызвали в Исполком Коминтерна. Она ожидала подпольной работы в Германии. Но ей сообщили: на родину возвращается Луис Карлос Престес. Коминтерн разрешил это при условии, что сам будет обеспечивать его безопасность. Рядом должен быть товарищ, достойный полного доверия, с опытом нелегальной работы и хорошей военной подготовкой. Ехать должна «супружеская пара» – так меньше подозрений. Ольга дала согласие. Под Новый 1935 год «португалец Антониу Вилар» и «австрийка Мария Бергнер Вилар» отправились в «свадебное путешествие». Хельсинки, Стокгольм, Копенгаген, Амстердам, Брюссель, Париж, Нью-Йорк, Сантьяго, Буэнос-Айрес… Ольга надежно улаживала все: паспорта, визы, билеты, гостиницы. Дорога сблизила их. Разговаривать приходилось по-французски – каждый не знал родного языка другого, – но они понимали друг друга с полуслова. Им нравились одни и те же люди, книги, мысли. Они стали не только товарищами по