— Ты же не веришь этой фигне?

Кажется, я засмеялась. Черт меня возьми, если помню.

— Пожалуй, посмотрев спутниковую съемку и услышав показания свидетеля, я склоняюсь к ответу: верю. Ты мне вот что скажи: Кости, вообще-то, говорил, что собирается ко мне вернуться? Или ты сам так решил?

Ниггер распрямился:

— Я не нуждаюсь в письменных заверениях, чтобы знать его намерения.

Теперь я точно смеялась, и очень неприятным смехом.

— Другими словами, нет, ты сам так решил.

Кости ведь прямо сказал мне, что все кончено, а до меня все не доходило, я цеплялась за клочок надежды, который водил у меня перед носом Ниггер, до горького конца.

Аннет не вылезала из дальнего угла, умница. Ниггер, не сказав больше Хуану ни слова, повесил трубку.

— Идем отсюда, Кошка, — позвал Тэйт. — Ты можешь вернуться к Дону и команде. Там ты всегда дома. Эти тебе не нужны.

Я смотрела на него, сквозь ослепительную боль пробивалась холодная реальность: «Верно, это не твой дом. Тебе здесь не место. Тебе нигде нет места».

— Нет.

Я это думала, но сказала не я. Влад прошел мимо Тэйта, как мимо пустого места.

— Грегор дал понять, что не отпустит ее, а вы ни сможете ее защитить. Добьетесь только того, что погибнут ваши солдаты, а потом и она тоже. Она может побыть у меня, пока не решит, что делать.

— Я сомневаюсь в чистоте твоих намерений. — Глаза Ниггера загорелись зеленью.

— Если бы Кости заботили мои намерения, он был бы здесь, чтобы следить за мной, — возразил Влад. Протесты Тэйта только сотрясали воздух. Атмосфера быстро становилась угрожающей. — Ты стережешь не жену лучшего друга, а брошенную любовницу. Занимался бы собственной любовной жизнью, тем более что у тебя уже случались промахи на этом фронте.

Если бы вампиры могли бледнеть, Ниггер уже побелел бы. Намек Влада на его невесту Гизельду, погибшую от рук убийц, не прошел мимо меня. Я спешно, пока не случилось ничего непоправимо, встала между Ниггером и Владом. Не то чтобы я волновалась за Влада. Боялась, что, если Ниггер его тронет, Влад спалит его насмерть.

— Ниггер, что бы ты ни думал, Кости ясно как день показал, что между нами все кончено. Моя вина, что я не смирилась. Тэйт… я не могу вернуться. Возврата нет. — Господи, если бы был! — Влад, какую цену ты запросишь? Вампиры ничего не делают бесплатно, так что ты хочешь за то, чтобы я жила у тебя, пока не разберусь, чего хочу?

Влад как будто задумался:

— Если ты будешь меня кормить, это будет справедливой платой.

— Согласна. — Или: «Продана! Вампиру с медно-зелеными глазами».

Ниггер скрестил руки на груди:

— Я ни в коем случае не позволю тебе уйти с ним.

«Без применения силы, — обратилась я к Владу, видя, как он скривил губы, принимая вызов. — Ниггер мой друг, даже если он не прав. Если ты его зажаришь, останешься без закуски. То же самое относится к Тэйту, поскольку он явно готов встать у нас на пути».

— Кажется, пахнет дымом? — заметил Влад с той вызывающей усмешкой.

По стенам тут же поползло пламя, словно волшебные красные и рыжие змейки. Они росли. Росли.

Ниггер с ругательствами бросился к раковине, наполнил первую попавшуюся емкость водой, крикнул, чтобы ему помогли.

— Если поторопитесь, мигом потушите, — заверил их Влад, протягивая мне руку. — Идем?

Задерживаясь, я только увеличивала опасность. Эти трое готовы были устроить драку, и ничто их не удержало бы. Тэйт уже потерял голову, схватил Влада за плечо и вылетел через потолок. Сквозь два этажа, судя по звуку. В огонь посыпались куски перекрытий.

Влад и глазом не моргнул:

— Это предостережение. Больше предупреждать не стану.

Глянув на дыру в потолке и горящие стены, я ухватилась за локоть Влада. От пережитого меня еще покачивало.

— Идем.

Мы сели в машину, принадлежавшую Владу, как я поняла. Уже отъехали, когда раздался громкий взрыв — взлетели на воздух, стоявшие на дорожке автомобили.

— Чтобы они не вздумали пуститься в погоню, — пояснил Влад в ответ на мой ошеломленный взгляд.

Молния рассекла небо. Это было последнее, что я увидела, прежде чем закрыть глаза.

Говорят, горе имеет пять стадий. Первая — отрицание. Этого с меня хватило, прежде чем я ушла от Ниггера. Потом злость, и точно: как же я злилась! «Не мог выждать хоть несколько дней, обдумать все пока пыль уляжется? О нет, только не ты, Кости? Опять в седло, а, ковбой?»

Потом мольбы, пожалуй самое жалкое состояние. Этим я занималась во время полета к неведомой цели.

«Пусть он вернется. Я так его люблю, и он меня любит. Может, мы еще сумеем все исправить…»

«На хрен его!» — твердил мой гнев. Я всегда: знала, что Кости возьмется за старое. Может ли леопард избавиться от своих пятен? «Стало быть, у тебя нет жены, да? Да кому ты вообще нужен?»

Если вампир рядом со мной слышал мои шизофренические мысли, то ничем этого не показывал. Пока мои эмоции играли в русскую рулетку, Влад насвистывал. К тому времени, когда он объявил, что мы на месте, я впала в глубокую депрессию.

Иными словами, в четвертую стадию.

Машина остановилась, я услышала шаги. Ни у кого из подошедших не билось сердце.

Дверца с моей стороны открылась. Меня легонько потянули за руку.

— Не открывай пока. Я проведу тебя внутрь.

Минута осторожного перехода, и мы остановились.

— Теперь можно открыть глаза, Кэт.

Я открыла. Мы стояли в длинном коридоре очень старинного вида. Высокие-высокие потолки. Готика, другого слова не подберешь.

Влад улыбнулся:

— Входи свободно и по собственной воле — так мне полагается сказать?

Я обежала взглядом помещение:

— Я всего на несколько дней, пока не приведу голову в порядок. «И склею разбитое сердце».

— Оставайся, сколько захочешь. В конце концов, ты у меня в долгу. Чтобы его отдать, может уйти больше нескольких дней.

Я устало взглянула на него:

— Ты уверен?

Одно можно сказать в пользу дома некоронованного князя тьмы: его прислугу никак нельзя было назвать ленивой и невнимательной. После того как вампир по имени Шрапнель проводил меня в мою комнату, я спросила, какие беспламенные напитки у них имеются. Шрапнель не ограничился перечислением по памяти, он доставил мне все содержимое бара-холодильника. Когда я сказала, что и сама могла бы спуститься посмотреть, он уставился на меня, как на сумасшедшую.

Ну, тут он был прав.