Марджери – его женщина, это Нед знал наверняка. Конечно, на свете полным-полно пригожих девиц, но ни одна из них не сравнится с Марджери. Юноша, спроси его кто-нибудь, вряд ли ответил бы, почему он так в этом уверен. Он просто знал, что Марджери – это Марджери, такова истина, вечная и неизменная, как собор.

Ее помолвку он воспринимал как досадную помеху, вовсе не как крушение надежд.

Барт со своими людьми собирался отправиться из Кингсбриджа в Кум по реке в субботу накануне Страстной недели. Тем утром у воды собралась многолюдная толпа, чтобы проводить и подбодрить солдат. Нед присоединился к провожающим с иной целью – он хотел удостовериться, что Барт действительно уплыл.

Было прохладно, однако светило солнце, и набережная выглядела празднично. Ниже моста Мерфина виднелись лодки, большие и малые, стоявшие на приколе по обеим берегам реки и у острова Прокаженных. Дальний берег, где лежало селение Лаверсфилд, усеивали амбары и мастерские, словно пытавшиеся потеснить друг друга. От Кингсбриджа река становилась судоходной, и суда с небольшой осадкой доходили до самого побережья. Потому-то Кингсбридж долгое время был одним из главных торговых городов Англии, а потом сделался ярмаркой, куда народ стекался со всей Европы.

Крупное судно швартовалось к ближнему берегу, как раз когда Нед приблизился к Мясницкому причалу. Должно быть, на этой вот посудине Барт и его солдаты поплывут к Куму. Двадцать гребцов наваливались на весла, выгребая против течения, ветер наполнял единственный парус. Потом гребцы опустили весла, отдыхая, а другие люди на палубе взялись за шесты, подталкивая судно к пристани. Вниз по реке двигаться будет куда легче, даже с сотней солдат на борту.

Фицджеральды, разумеется, не могли не проводить человека, которому предстояло стать их зятем. Сэр Реджинальд и Ролло вышагивали по главной городской улице бок о бок, смахивая на старое и свежее издания некоей высокой, худой и весьма чванливой книги; Нед окинул обоих взором, исполненным ненависти и презрения. Марджери и леди Джейн шли следом за мужчинами – одна маленькая и чрезвычайно привлекательная, другая тоже маленькая, но отталкивающего вида.

Нед не сомневался, что для Ролло родная сестра – не более чем средство добиться власти и известности. Многие мужчины разделяли подобное отношение к собственным родственницам, но для Неда оно было прямым отрицанием любви. Если Ролло и испытывал к сестре какие-либо чувства, те мало чем отличались от его чувств к лошадям: животное могло ему нравиться, но он продал бы его не задумываясь, если бы понадобилось.

Сэр Реджинальд был ничем не лучше сына. Нед подозревал, что леди Джейн, возможно, не столь жестока, однако она всегда ставила интересы семьи выше простого человеческого счастья, из чего следовало, что и ей свойственна жестокость, присущая мужской половине Фицджеральдов.

Нед смотрел, как Марджери подходит к Барту Ширингу. Тот напыжился, как бы показывая всем, что именно ему досталась в невесты первая красавица Кингсбриджа.

Юноша присмотрелся к Марджери. Поневоле возникало ощущение, будто какая-то другая девушка, не она, облачилась в алую накидку из кингсбриджского шелка и надела шляпку с пером. Марджери стояла прямо и неподвижно, разговаривая с Бартом, и ее лицо было застывшим, как лицо статуи. Все в ней говорило о решимости, но жизнь словно улетучилась из нее, заодно с прежней проказливостью.

Неужто человек и вправду способен измениться так быстро? Нет, тот проказливый бесенок где-то до сих пор прячется, где-то глубоко внутри…

Нед знал, что Марджери страдает, и оттого печалился и злился. Ему отчаянно хотелось схватить ее в объятия и увезти прочь, далеко-далеко. По ночам он предавался грезам: вот они вдвоем ускользают из Кингсбриджа на рассвете и скрываются в лесах, а потом идут в Винчестер и женятся под вымышленными именами – или добираются до Лондона и открывают собственное дело; или даже пробираются в гавань Кума и садятся на корабль до Севильи. Но ему Марджери не спасти, если она сама не захочет спастись.

Гребцы высыпали на берег и отправились прямиком в ближайшую таверну, чтобы промочить пересохшее горло. Следом на берег сошел человек, которого Нед сразу узнал – и на которого воззрился в изумлении. По виду этого молодого человека в грубом плаще и с потрепанным кожаным мешком в руках с первого взгляда становилось понятно, что он проделал долгий и утомительный путь. И это был кузен Неда, Альбан из Кале.

Альбан был ровесником Неда, и, пока Нед гостил у дядюшки Дика, двое юношей успели сдружиться.

Нед поспешил навстречу кузену.

– Альбан, это ты? Ты откуда?

Кузен откликнулся по-французски:

– Нед! Наконец-то! Я уж думал, что не доплыву!

– Что стряслось в Кале? Здесь никто ничего толком не знает, хотя уже столько времени прошло.

– Я привез дурные вести, – сказал Альбан. – Мои родители и сестра погибли, все добро потеряно. Французская корона присвоила наше имущество и передала его своим купцам.

– Мы этого опасались. – Уилларды очень долго боялись услышать подобные новости. Конечно, Нед расстроился. Больше всего ему было жаль мать, в одночасье лишившуюся дела, на которое положила жизнь. Однако Альбан понес утрату намного горше. – Соболезную насчет твоих родителей и Терезы.

– Спасибо.

– Пойдем к нам. Матушка непременно захочет тебя повидать. – Встреча обещала стать грустной, но избегать ее не следовало.

Юноши двинулись вверх по главной улице.

– Я ухитрился сбежать, – прибавил Альбан. – Но денег не было ни гроша, да и с началом войны никто больше не берется возить путников из Франции в Англию. Вот почему новости до вас не доходят.

– Так как же ты очутился здесь?

– Перво-наперво требовалось покинуть Францию. Я перебрался в Голландию. Денег на дорогу до Англии у меня не прибавилось, так что я решил заглянуть к родичам в Антверпен.

Нед кивнул.

– А, ты про Яна Фольмана, двоюродного брата моего отца? – Ян бывал в Кале, когда Нед гостил у дядюшки Дика.

– Ну да. Словом, я отправился в Антверпен.

– Это же больше сотни миль!

– Ты мне будешь рассказывать! Я все ноги оттоптал, пока дошел. Много раз сворачивал не туда, оголодал до полусмерти, но в конце концов добрался.

– Молодец! Дядя Ян тебя приютил и помог, верно?

– Они замечательные. Ян накормил меня мясом и напоил вином, а тетушка Хенни перевязала мои стертые ноги. Ян оплатил мой проезд из Антверпена до Кума, еще купил мне пару новых башмаков и дал денег в дорогу.

– Что ж, теперь все позади. – Они подошли к дверям дома Уиллардов, и Нед провел Альбана в рабочую комнату матери. Элис сидела за столом у окна и что-то писала. В очаге пылал огонь, однако женщина куталась в накидку с меховым подбоем. Она любила повторять, что писать в учетной книге – муторное дело, от которого стынет кровь в жилах.

– Мама, смотри! Это Альбан, он приплыл из Кале.