Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хозяин! У меня созрел другой план! Одобряете ли вы его?
— Говорите, говорите откровенно! Для спасения полковника я также готов на все.
— Все военные его документы и оружие, — начал пояснение Филипп, — находятся здесь, дома, в чемодане, а документы, полученные из госпиталя и от коменданта, его и мои вместе, вот у меня в руках, смотрите! Я несу ему туда свой документ, а его документ будет временно моим! Чинов и званий не указано: я делаю его Филиппом Кабурой, бывшим денщиком, а сам становлюсь Давидом Казбегоровым, бывшим рядовым; и вся моя фигура, разговор и даже обувь, белье и верхняя одежда будут свидетелями тому.
— Умно! Идите, и скорей только! Помогай вам Бог на доброе дело! — заторопил его купец Патриотов. — Будьте с ними осторожны! — добавил он.
Он знал условия жизни денщиков у солидных офицеров, поэтому-то в заявление Филиппа «одежда, и белье, и обувь будут свидетелями тому» искренно поверил, а время ночи не давало возможности чекистам проверить документы у коменданта.
В глухом и темном переулке города с большим трудом Филипп все же нашел «гнездо чеки»: большой, старый деревянный дом, парадные двери которого открыты. При входе в переднюю пол гнется и пищит. Во всех комнатах — темно и пусто, и только в дальней, маленькой конурке он заметил огонек. Тихо, осторожно направился туда, где и нашел живых людей, по-видимому, караул, в составе трех человек: один из них в статском костюме, на голове черная фуражка, а через плечо на ремне висит у него сбоку револьвер в деревянной кобуре, по-видимому, дежурный, сидит у стола, заваленного бумагами; дальше — два одетых в серые порванные шинели, на головах «кэнэ» серого цвета, без поясов, сидят у печки, а сбоку их — пирамида с винтовками неизвестного образа, с примкнутыми штыками в виде кинжалов.
— Я бывший рядовой Давид Казбегоров, — энергичным тоном первым заговорил Филипп, войдя в комнату к чекистам: — Ищу своего товарища Филиппа Кабуру, которого вы арестовали сегодня неизвестно даже за что…
Дежурный чекист быстро поднял голову и молча бросил суровый взгляд на вошедшего. Филипп стойко выдержал его презрение.
— Да есть такой, — наконец протянул чекист сердито, — только как написано в телеграмме «товарища Скудного» из Пскова, его фамилия Казбера и он генерал штаба, бывший полковник…
— Ха-ха-ха! — искусственно засмеялся Филипп и пояснил чекисту: — Да он был только денщиком у Генерального штаба полковника; правда, не знаю его фамилию, а фамилия Казбера или Казбегоров — это моя фамилия. И мы сегодня же ночью оба едем дальше в Петроград, поступать на службу в Красную гвардию… Это каша заварена у вас, какая-то неразбериха — бери… Черт знает что такое… — энергично и самоуверенно заключил Филипп Кабура.
И в этом деле действительно сыграли главную роль спасения решительный тон разговора и выдержка денщика Филиппа. Просто чудо, чекисты поддаются его гипнозу и внушительной фигуре воспитанного солдата, дежурный бросается копаться в своих бумагах, внимательно просматривает документы, показанные Филиппом, и сердито, но с особым тактом осматривает самого Филиппа, его фигуру и одежду; и наконец, сдвинув плечами, улыбнулся.
— Приведите сюда арестованного товарища Казберу, или, как по документам оказывается, Кабуру, — грозно крикнул дежурный чекист, обращаясь к прочим чекистам-красногвардейцам.
И те медленно поднялись, не торопясь взяли винтовки, зарядили их, проверили примкнутые штыки и вышли, захватив с собою и фонарь. Через пять минут все же два чекиста ввели в комнату к дежурному полковника. Он шел медленно, немного согнувшись, придерживая рукой больную спину.
Правда, последние часы в подвале полковник Казбегоров не скучал. Тройка чекистов после его ареста продолжала «успешно» работать в городе, и под вечер у «чеки» оказалось арестованных в подвале около двадцати человек; главным образом из людей мастеровых, городских, которые ради спасения своих семейств от голодной смерти, без разрешения и ведома «чеки», в тот же день покупали у крестьян хлеб и муку для еды. Многие из них были сильно избиты прикладами, у одного-другого кровь текла из ушей и носа, а у пятерых оказались порезанными штыками руки и ноги до крови. Из такой-то народной измученной толпы и вырвала судьба Давида Ильича на свободу и… для дальнейшего испытания в твердости его духа.
— А-а-а! — вскрикнул денщик Филипп полковнику навстречу, когда тот появился у дверей; при этом, против воли, делая вид радости и смеха, он назвал его своей фамилией и на «ты». — Товарищ Кабура! Как ты сюда попал? А я тебя-то ищу целый день… Ты и забыл, что нам нужно сегодня же ехать в Петроград.
Полковник правильно понял маневр; моргнув ему в ответ лишь левым глазом, он продолжал медленно идти к столу дежурного чекиста. Последний же тем временем быстро поднялся и грозно остановил восторги Филиппа, ударив кулаком по столу:
— Товарищ Казбегоров! После будете объясняться, а пока я буду исполнять свою службу; не мешайтесь! — Смирно! — и Филипп замолчал.
А чекист достал из ящика стола лист бумаги и что-то быстро написал на нем, а затем на миг задумался, поднял голову и стал зло, сурово, в упор смотреть полковнику в глаза. Сила воли у полковника оказалась значительно сильнее, и чекист не выдержал его стойкости, медленно перевел свой взгляд обратно на бумагу и тихо протянул:
— Ваша фамилия и имя?
— Там же есть в удостоверении, — ответил полковник, заметив перед чекистом удостоверение Филиппа и поняв его маневр при входе.
— Ага! Кабура Филипп… — кривя лицо, поспешил поправиться чекист. — Ваша прежняя служба? Ах, да! Денщик… Так ли?
— Документу нужно верить, — ответил полковник.
— У кого ты был денщиком? — неожиданно чекист перешел на «ты».
— Мы был?.. Да, генерал штаба полковник, — ответил полковник Казбегоров, умышленно склонив ответ немного на кавказское наречие.
— А как фамилия бывшего властителя?
— Не… Как его?.. Да, Цепа! — последовал ответ с замешательством; при этом Давид Ильич вспомнил Людмилу Рихардовну, ее просьбу «быть дипломатичным» и, нащупав у себя на груди крестик, мысленно перекрестился и невольно улыбнулся.
При этом дежурный чекист ядовито заметил сквозь зубы:
— Вероятно, здорово прилепливался к тебе тот генерал штаба