Тортоз вздрогнул, а затем ответил тихим голосом:

– Если вы говорите про баядерку из Бенареса, то – да. Она была блондинка с черными глазами. Только не знаю, та ли это?

– Блондинка с черными глазами? – повторил слегка взволнованный Супрамати.

Затем, указав на одну из скамеек, он прибавил:

– Садитесь, Тортоз, и расскажите подробно все, что вы знаете про баядерку из Бенареса.

– Это случилось не так давно, не более ста восьмидесяти лет назад, – начал управляющий, собравшись с мыслями. – Тогда я жил не здесь, а в Бретани, в другом старом замке принца, и женился на моей доброй Целестине. Мы были очень счастливы. Нашему первому ребенку только что исполнился год, как вдруг неожиданно приехал принц. Должен прибавить, что он был в отсутствии более двух лет, но где пропадал – неизвестно.

Приехал он ночью, в почтовом экипаже, из которого вышел, неся на руках что-то завернутое в плащ, похожее на большого ребенка. Затем позвали мою жену. После она рассказала мне, что принц привез с собой очень молоденькую девушку, прекрасную, как ангел, но, видимо, очень больную, так как она была в обмороке, и потребовалось более часа усилий, чтобы привести ее в чувство. Несколько недель девушка эта была опасно больна. Принц же был очень влюблен в нее, по-видимому, и вместе с моей женой самоотверженно ухаживал за ней.

Позже я тоже видел эту странную женщину. Она действительно была дьявольски хороша собой; притом так добра и нежна, что мы с женой искренне привязались к ней, особенно когда мы стали понимать друг друга. Тогда-то мы узнали, что она баядерка, уроженка Бенареса.

Сначала она говорила только на каком-то неизвестном языке, который понимал один принц. Когда она стала выздоравливать, то наотрез отказалась надеть одежды, принесенные моей женой, и продолжала лежать в постели. Тогда принц приказал открыть привезенный им с собой сундук, который был полон одежд, каких мы никогда не видали, но которые я счел за восточные. Там были газовые юбки, вышитые золотом и серебром, разноцветные шарфы и странные драгоценности, связанные длинными нитками жемчуга.

Маленькая незнакомка, начинавшая уже ходить, была в восхищении. Она тотчас же нарядилась, надела на руки и ноги широкие браслеты и решила потанцевать, как только будет в состоянии крепко держаться на ногах. Позже она часто танцевала, а иногда и пела под аккомпанемент чего-то вроде гитары. Ах, как она играла и пела! Как настоящий ангел! Когда же она танцевала, то ее можно было принять за райское видение.

Принц явно боготворил ее, а она, – странная вещь, – не терпела его и открыто показывала это. Сначала он смеялся над этим и силком целовал ее, когда она отталкивала его; но затем отношения обострились и начались ссоры. Они говорили на непонятном нам языке, но по тону и жестам видно было, что это были горькие, обидные слова.

Однажды ночью она убежала из спальни и укрылась у нас. Она дрожала, как в лихорадке. Наполовину жестами, наполовину словами на своем ужасном языке она дала понять нам, что не хочет его, что он внушает ей ужас. Несколько дней спустя после этого случая мы снова были разбужены – на этот раз призывными криками самого принца, и все бросились в сад, так как крики доносились оттуда.

Я должен сказать, что в саду находился большой пруд. В него-то бедная баядерка и бросилась, убегая от преследования.

Принц сам уже бросался, должно быть, в воду, так как он был весь мокрый, но не мог найти ее. Очевидно, он не знал, в каком именно месте она бросилась. Принц приказал зажечь факелы и баграми обыскать весь пруд; тому же, кто найдет утопленницу, он обещал целое состояние. Никогда еще не видал я принца в такой ярости. Он был смертельно бледен, топал ногами и произносил ужасные богохульства.

Прошло более часа в тщательных поисках: ни сети, ни багры не достали ничего. Наконец, помощник садовника Теофил нашел тело и вытащил его на берег.

Бедная баядерка казалась мертвою. Да и могло ли быть иначе, когда она пробыла под водой более часа. Лицо ее посинело, члены похолодели, легкие одежды облепили тело, а с длинных волос струилась вода.

Как безумный, бросился к ней принц. Руки его дрожали, зубы стучали; но он никому не позволил прикоснуться к ней и сам отнес ее в лабораторию.

– У него была там лаборатория? Какая? – перебил Супрамати, у которого кружилась голова от всего, что он услышал о своем предшественнике.

– Лаборатория алхимика. Так как он запирался там иногда на два или на три дня, запрещая кому бы то ни было беспокоить себя, то все мы предполагали, что он делает там золото при помощи дьявола. Все боялись того места и избегали подходить к нему.

И вот туда-то он отнес баядерку и заперся с ней. Что он там с ней делал, каким колдовством воскресил ее? – этого никто, даже я, никогда не узнал. Только через три дня он вышел с баядеркой. Она была жива, но казалось, у нее не было ни капли крови в жилах, до такой степени она была прозрачна, а выражение ее глаз просто оледенило меня.

Немного спустя мы вернулись сюда. Принц с индуской тоже приехали, и он сказывал, что женился на ней. Она больше не сопротивлялась и сделалась его женой, но только была грустна и апатична, точно приговоренная к смерти. Месяца через три принц уехал и увез молодую жену, а с тех пор я ничего о ней не слышал и не знаю, что с ней сталось.

Я предполагаю, что она умерла, так как после того он еще раз женился здесь. Я не помню хорошо имени баядерки, но оно похоже на имя принцессы, которую вы назвали его вдовой. Если бы я увидел ее, я наверное сказал бы вам, она ли это. А, может быть, она жива, если он дал ей то же вещество, что и мне. Эта вещь возможна!

Возможно также, что он женился здесь потихоньку от той. Последняя жена его, войдя в этот замок, вышла из него только для того, чтобы спуститься в склеп.

Супрамати вернулся в свои апартаменты совершенно поглощенный всем услышанным и отпустил Тортоза, отложив до следующего дня дальнейший осмотр замка. Он хотел остаться один.

Чем больше думал он о Нарайяне, тем загадочнее становился тот для него. Каким образом, будучи посвящен в такие важные и интересные тайны, мог он наполнять свою жизнь нескончаемым рядом трагических любовных приключений, всегда кончавшихся смертью несчастных женщин, которых он привлекал в свои объятия из всех уголков вселенной?

Найденная им в Венеции коллекция портретов служила, по всей вероятности, воспоминанием об этих мимолетных женах, так быстро скошенных смертью.

Но отчего умирали эти юные жизни? Не сжигало ли их, вместо того чтобы сохранять, могучее веяние жизненности этого человека? Возможно ли, чтобы за свою долгую жизнь он не имел детей, не имел прямого наследника? Между тем, он завещал все чужому человеку?

Если он дал жизненный эликсир слуге, то почему отказал в нем своему ребенку?

Все эти вопросы оставались без ответа. В данную минуту его больше всего занимало, одно ли и то же лицо Нара и баядерка? Во всяком случае, он это узнает, когда она сделается его женой. Ему казалось маловероятным, чтобы эта умная и развитая женщина с демоническим взглядом могла быть тихой и невежественной танцовщицей Бенареса. Впрочем, и она ведь могла измениться.