Ответ на вопрос, является ли учение Коперника еретическим или просто ошибочным в вере или же оно не имеет к вопросам веры вообще никакого касательства, должен был предопределить дальнейшие действия инквизиции и по отношению к Галилею, и по отношению в книге Коперника. Обвинения Каччини и поддерживавший их донос Лорини стали мощными катализаторами этого процесса. Каччини, хотел он того или нет, своими действиями вынудил инквизицию (а следовательно, и папу, который был ее главой) высказаться со всей определенностью по поводу la valeur doctrinale учения Коперника. Поэтому в известном смысле именно тогда, 20 марта 1615 года (дата допроса Каччини в инквизации), и начался суд над Галилеем, точнее, его первый этап. В этом аспекте особую важность для понимания и оценки дальнейших событий приобретает позиция кардинала Беллармино, высказанная им в письме Фоскарини в апреле 1615 года. Поэтому далее я остановлюсь на событиях, связанных с этим письмом.

7 марта 1615 года, в тот день, когда монсиньор Дини послал Галилею письмо, в котором описывал свою беседу с Беллармино, князь Чези отправил тому же адресату две новых книги: стансы сиенского поэта, математика и философа-иезуита Винченцо Фильюччи, писавшего под псевдонимом Лоренцо Сальви[342], и, как было сказано в сопроводительном письме, «только что вышедшую книгу, точнее, письмо одного отца-кармелита, защищающего мнение Коперника и в то же время спасающего все фрагменты Священного Писания (которые противоречили коперниканскому учению. – И.Д.)».

Эта книга, – продолжал Чези, – появилась как нельзя кстати, если только она не нанесет некоторого вреда тем, что усилит ярость противников [коперниканства], в чем, однако, я сомневаюсь.

Автор считает всех наших компаньонов [всех lincei] коперниканцами, хотя это не так. Все, к чему мы стремимся как группа, – это свобода в натурфилософии. Ныне он [автор книги] проповедует здесь, в Риме[343].

Речь в письме Чези шла о книге, точнее, о брошюре, написанной в форме письма генералу своего ордена Себастьяно Фантони монахом-кармелитом Паоло Антонио Фоскарини и озаглавленной «Письмо <…> о мнении пифагорейцев и Коперника о подвижности Земли и о покое Солнца, а также о новой пифагорейской системе мира» («Lettera… sopra l’opinione de’ Pittagorici e del Copernico della mobilità della terra e stabilità del sole e del nuovo Pittagorico sistema del mondo», далее «Lettera»). Брошюра была издана в Неаполе в феврале того же 1615 года и посвящена «ученейшим синьорам Галилео Галилею и Иоганну Кеплеру, а также всей блистальной и искусной Академии синьоров рысьеглазых (alli dottissimi Signor Galileo Galilei e Signor G. Keplero… e a tutta la illustre e virtuosissima Accademia de’ Signori Lincei)».

Фоскарини с высот провинциальной эрудиции доказывал, что если не понимать священный текст только буквально (его буквальное толкование рассчитано на людей неграмотных или малограмотных – «…modo comune del ragionar popolare e de’ semplici…»), то не составит труда согласовать учение Коперника со словами Священного Писания. Таким образом, Галилей получил неожиданную поддержку со стороны незнакомого ему лично богослова[344].

Рис. 1.9. Гробница кардинала Беллармино и его портрет кисти неизвестного мастера XVII в. Рим. Церковь Святого Игнатия (Chiesa di Sant-Ignazio). Фото И.С. Дмитриева

Возможно, это обстоятельство способствовало принятию Галилеем решения не идти на компромисс, предложенный Беллармино, и подтолкнуло ученого к написанию известных писем Дини (от 23 марта 1615 года) и вдовствующей великой герцогине Кристине Лотарингской, в которых он отстаивал истинность учения Коперника[345]. Но вместе с тем знакомство с «Lettera» Фоскарини внушало Галилею беспокойство относительно судьбы этого сочинения и его автора. Поэтому Галилей просит Чамполи известить его о том, что происходит в Риме, где Фоскарини выступал с проповедями.

21 марта Чамполи, отвечая на вопрос Галилея, сообщает:

Грандиозные слухи, кои, как полагают, циркулируют здесь, достигли, я уверен, не более четырех или пяти человек, это самое большее. Мы с монсиньором Дини пытались осторожно выяснить, не затевается ли что-то важное, но мы вообще ничего не обнаружили. Поэтому сообщение, будто весь Рим занят обсуждением ее [работы Фоскарини], исходит от тех, кто распустил эти слухи…[346].

И далее Чамполи сообщает:

…Этим утром мы с монсиньором Дини встретились с кардиналом дель Монте, который особо чтит Вас и питает к Вам необыкновенную любовь. Его высокопреосвященство рассказал нам о своей продолжительной беседе с кардиналом Беллармино. Заключение его сводилось к следующему: если Ваше отношение к системе Коперника и к ее доказательствам не касается области Священного Писания, толкование которого по их [церковных властей] желанию должно оставаться прерогативой компетентных профессоров богословия, то не возникает никаких возражений; в противном же случае маловероятно, чтобы было принято толкование Писания, пусть даже весьма тонкое, но сильно расходящееся с общим мнением Святых Отцов[347].

Вместе с тем Чамполи отметил, что хотя трактат и проповеди Фоскарини не наделали много шуму в Риме, однако поскольку сочинение кармелита «касается вопросов Писания, есть риск, что оно будет запрещено Конгрегацией инквизиции, собрание которой состоится через месяц»[348]. Так все и случилось, но только не через месяц, а через год. Тогда же, весной 1615 года, дело ограничилось передачей «Lettera» Фоскарини цензору инквизиции для составления экспертного заключения на предмет соответствия утверждений автора католической вере.