Потом стало просто не с кем, я и не задумывалась. А теперь, оказывается, у него и здесь уже на целую жизнь больше, чем у меня. У него будет ребенок. Он станет по-настоящему взрослым. А я нет.

Очень трудно отступать, когда уже призналась себе, что хочешь только этого мужчину. Перестала врать, что когда-нибудь это изменится. Приняла, что относишься к тем, кто всю жизнь любят только одного человека.

Ну что ж, значит, буду любить всю жизнь.

Я устала бороться с этой любовью. Смирилась с ней, сложила лапки.

Опустилась на самое дно. Отсюда выхода нет вообще.

Что же мне остается?

Буду любить его. Даже оставшись одна.

Уходили раньше женщины в монастырь от несчастной любви?

Вся моя борьба делала мне только хуже.

Все мои решительные шаги и активные действия приводили к противоположному результату.

Все эти бодрые — сделайте сами свою судьбу!

Это не для меня.

У меня больше нет сил начинать все с начала.

Но и гнаться за ним я тоже не буду.

Надеюсь, он не успел меня заметить.

Я вышла из аэропорта и вернулась на стоянку автобусов. Когда следующий в Никосию? Через полчаса? А куда этот идет?

Ну что ж, Пафос так Пафос.

Очень говорящее название. Поеду к морю страдать.

Курортные города в межсезонье вообще довольно мрачное зрелище. Бывает, что на целой улице не работает ни один ресторан, и кажется, что они не откроются уже никогда. Человеку, живущему в городе, где метр площади в центре может стоить больше его годовой зарплаты, никогда не понять зимнего запустения приморских курортов.

Облезлые кошки и зашуганные собаки бегают между тяжелыми деревянными столами, по южной привычке оставленными прямо на улице. Что с ними случится под навесом? С летней поры остались выцветшие афиши, завлекательные таблички с меню и устаревшими на несколько месяцев спецпредложениями.

Город выглядит как после зомби-апокалипсиса или выкосившего человечества супер-вируса. Еще работает банкомат на углу, еще светится реклама Макдональдса, но людей почти нет. Не у кого спросить, в какую сторону море.

Но море всегда чувствуешь, словно ты компас, стрелка которого тоскует по горькому и соленому. И очень холодному.

Сегодня море неспокойно. Оно шумно бьет в берег яростными волнами, кружевная пена оседает на мокром песке, и водоросли, которые некому убрать, заплетаются в косы на железных поручнях узкого пирса.

Посреди пляжа стоит маленькая кафешка, обслуживающая последних людей на Земле. Там делают неплохой капучино, но вопросов про сироп не понимают, и в конце концов прибавляют к двум уже лежащим на тарелке пакетикам сахара еще два.

Я выхожу на ветреный берег с бумажным стаканчиком и иду вдоль кромки моря к маяку на скале. Где-то тут должна быть знаменитая купальня Афродиты, но у меня не то настроение, чтобы разыскивать экскурсоводов и слушать пересказ греческих мифов в варианте для туристов. Мне хочется думать, что однажды Афродита вышла именно на этот берег. Не в марте, конечно, сейчас я бы никому не посоветовала лезть в воду. Или даже вылезать из нее.

Никогда не верила ни в каких богов.

Но сейчас думаю — Афродита, богиня ты любви, шлюха этакая…

Бывают же чудеса на свете?

Что тебе стоит сотворить одно для меня?

В чудеса я тоже никогда не верила.

Но теперь мне больше не во что верить.

На следующий день я прощалась с Кипром. С моим маленьким зимним счастьем, осколком весны среди снегов, окошком в альтернативную реальность. В мир, где я могла бы быть счастлива, но уже не буду.

Длинный овраг с говорливой речкой — она почти пересохла, едва струилась, и разноцветные кошки, изящно ступая по камням, подходили и пили из нее. Иногда они устраивали драки прямо там. Выглядело это как в китайских фильмах: упавшие в воду листья, галька под прозрачной водой, застывшие друг напротив друга соперники. И только клокотание из глоток.

Парк с волшебными фонарями, в темноте светящимися желтым и оранжевым. Если пойти по этой тропинке, будет пахнуть хвоей и смолой, если по этой — выйдешь к обрыву, рядом с которым скамейка и лавр. А здесь водится жирная наглая кошка. Не пропустит тебя дальше, если не погладишь по пузу. Будет забегать вперед, бросаться под ноги, но пока не соберет дань ласки, никуда ты не пойдешь.

Поля — когда я приехала, они были желтыми, выцветшими. Потом покрылись молодой зеленью. А теперь там цветут маки. Алые поля маков, колышущихся под мартовским ветром. Еще бы пара недель, и вот эти деревья покрылись бы малиновыми, сиреневыми, желтыми цветами, взорвались красками и запахами. Но я уже не увижу.

Что мне теперь здесь делать? Здесь не осталось ничего, с чем можно бороться и никого, за кого можно сражаться. Да и битвы мне осточертели.

В темном саду кто-то был. Виден был силуэт на скамейке под вишневым деревом. Этот «кто-то» уже давно сидел неподвижно, потому что фонарики у дверей включались датчиком движения. Вот я подошла — и вот они зажглись. Я только невероятным усилием воли сдержала крик.

— Ну привет, — сказала Натка, беременная невеста моего бывшего мужа и текущего любовника.

Кровь прилила к коже, закружилась голова, накатил ужас. Я чувствовала себя так, будто меня застукали за чем-то неприличным. Ну, в общем, так оно и было. Одна надежда — чтобы она не пришла плеснуть в меня кислотой, а всего лишь набить морду и повыдергать волосы.

Я двинулась к двери, нащупывая в кармане телефон. Куда мне звонить? Номер полиции я не знаю. Антон — не вариант вообще. Может быть, спрятаться в доме? Но пока я трясущимися руками отпирала дверь, Натка подошла сзади в упор и у меня не хватило духу ее оттолкнуть.

Она прошла в дом, села за кухонный стол и посмотрела на меня с вопросом в глазах. Как будто я пришла к ней. Что я могла сказать?

— Как ты нашла это место?

— Навигатор в его машине.

Эх, Антон, я смотрю, за прошедшие шесть лет с конспирацией у тебя лучше не стало.

Я включила чайник, давая нам обеим время, пока он шумит, заглушая слова. Так мы и смотрели друг на друга — она, сидя за столом, молодая, красивая и беременная. И я, уставшая и старая, потерявшая совершенно и абсолютно все.

Кроме себя.

— Я его жена, — с вызовом сказала она, когда чайник щелкнул, отключаясь.

— Невеста, — скрупулезно поправила я.

— То есть, ты знаешь? Так какого хрена лезешь! — ощерилась она.

Как непринужденно мы перешли на «ты».

— Ты от него отстань! — Натка повернулась ко мне, стоящей у кухонной тумбы и даже наклонилась вперед — дальше не давал живот. — Думаешь, годный мужик и захомутаешь? Я первая успела! Считай, в лотерею выиграла, не отнимешь!