Соколик его знал хорошо, даже слишком.

– Никто тебя не заставлял, – сказал Данил. –Просто в один прекрасный день к тебе пришли люди. Покрепче тебя, но в итоге –тоже не столь хитрые, сколь хитрожопые… И объяснили, что перевороты устраиваютне только против королей и парламентов. Красочно расписали твою будущую долю. Аты хапнул крючок… Как Каретников. – Данил перешел на полтонапомягче. – Только ты можешь оказаться более счастливым. По одной простой,даже где-то примитивной причине: тебя нет смысла заменять. Давно сидишь, делоосвоил, если периодически постегивать тебя плеткой, чтобы не особенновзбрыкивал, можешь красоваться в этом кресле и дальше. Я тебе дам шанс. Но и тымне сейчас отдашься, как распутная школьница – умело и пылко… – Он досталдиктофон, проверил, не смотана ли кассета к началу. – Тебе задаватьнаводящие вопросы, или сам смекнешь?

– А говорили, вас убили…

– Каретников?

– Да. Звонил утром…

– Трудно меня убить, – сказал Данил. – ИФрол, как видишь, жив (он с превеликой радостью увидел по лицу Соколика, чтоугадал). Представляешь, что будет с твоей дочкой, если он рассердится?

– Только отдайте пистолет…

Данил полез в папку:

– Отдать я его не отдам, его еще выкинуть нужно – так,чтобы до скончания века не нашли. А пальчики – изволь. Видишь, честно вытираюплаточком. Только если начнешь вилять, я тебе рубану по башке и, пока будешьваляться, пальчики опять и оттисну…

«Фантасмагория какая-то, – подумал он. – В бывшемкабинете второго секретаря обкома, пережившего четырех генсеков, сидит дешеваямразь, какую сломает за пять минут начинающий „бультерьер“ с Киржача. И этамразь мелькает по ящику, мотается по заграницам, хлебает на раутах ананасы вшампанском… Положительно, о старых хозяевах этих кабинетов можно сказать немалогадостей и припомнить немало грехов, но они были – м у ж и к и…»

– Ну, душа моя, исповедуйтесь… – сказал он,положив диктофон на стол. – Анжелка пробдит, чтобы не помешали, онадевочка исполнительная…

Все было готово минут через двадцать. Данил заботился ободном – задавать вопросы так, чтобы запись ни в малейшей степени некомпрометировала «Интеркрайт». И обрывать исповедующегося, едва возникалинамеки, способные дать простор ассоциациям. Летопись путча была, как обычно,банальна до предела. Все то же самое – «вечно вторые», вскормленные на грудизмеюки, решили в одночасье стать первыми, и на каком-то историческом отрезке ихинтересы, о чем они не подозревали и сами, пересеклись с интересами московскойтройки кладоискателей. Едва получив первые донесения о зреющем комплоте,Каретников, он же Цвирко, он же Ангел усмотрел великолепный шанс…

– Ну ладно, – сказал Данил, бережно у кладываядиктофон в карман. – Если у тебя совсем нет мозгов, немедленно звониПринцу и расскажи со слезами и соплями, как я тебя изнасиловал. Только, стоитмне выйти, ты пораскинешь мозгами и поймешь: не мог такой мальчик, как я,прийти к такому, как ты, не подстраховавшись… А Принц тебя первого и удавит.

– Я понимаю…

– Ну, так ты еще не совсем пропащий… Пока, Вениаминыч.Анжелке внимания уделяй побольше, у девочки глаза печальные.

Он вышел, подмигнул Маркизе и пошел по лестнице вниз,перепрыгивая через две ступеньки, помахивая папочкой, словно невероятно спешилдвигать рыночные реформы в направлении, устраивающем мировую общественность.Следовало побыстрее отсюда убраться. Как там у Дюма – иногда королям труднеевъехать в столицу, чем выехать из нее? А тут – наоборот. Нет, Соколик нерискнет, конечно, кинуться следом и будоражить охрану дикими воплями, но всеравно, мало ли кого черт вынесет наперерез, подстраховки-то нет, и неизвестно,будет ли…

Свои «битые» «Жигули» он оставил за углом – у парадногоподъезда они бросались бы в глаза, как «роллс-ройс» в Ольховке. Значит,комплот. Значит, Принц, не один год тихо и благонравно ходивший под Фролом –всегда вежливый, не употреблявший ни единого жаргонного словечка, хоть и сиделтрижды, купчина второй гильдии, если брать по царским масштабам, не чуравшийсяни презентаций, ни веселой оттяжки на дачах, на вечные времена, казалось,смирившийся с ролью «второго по жизни», ни разу не засветившийся, не навлекшийни малейших подозрений. Пресловутый тихий омут. И Дробышев из Гильдиипроизводителей – бывший комсомольский мальчик, начинавший, подобно многим, свидеосалонов. И Антонов из прокуратуры. И Скаличев, оказавшийся чутокпосложнее, чем Данил о нем думал. Ну, и Каретников, конечно. Черт их тамразберет, была ли их заветная цель переплетена со стремлением одной иззабугорных разведок притормозить иранский контракт, а если была, то гдезалегают узелки – это уже не его дело, для него главное сейчас сохранить фирму,а единственный к тому способ…

Он не успел ничего подумать – сработал звериный инстинкт,чутье предков, подсознание отметило, что молекулы воздуха как-то не такколыхнулись…

Данил упал вправо, перекатился за колонну, облицованнуюместным мрамором, успел в перекате выхватить пистолет. Просвистевшая надголовой стрела звонко ударила в стену, сломалась в щепки. Взревел мотор, ивторая в ряду машина, белая «хонда», рванула со стоянки. За тонированными(несмотря на местное законотворчество) стеклами он не различил лиц.

Увидев бегущего к нему милиционера из охраны, Данилпобыстрее спрятал пистолет и встал, отряхнулся. Поднял палку.

– Это еще что за фокусы?

– Сам удивляюсь, – сказал Данил. – Иду, а онапрямо в меня летела. Проходу нет от хулиганья…

Сержант подобрал обломок с наконечником, загнувшимся отудара ястребиным клювом, попытался выпрямить пальцем, но едва не укололся.Сталь была отменная.

– Хулиганье, говорите? – переспросил он ссомнением.

– Конечно, – сказал Данил. – Пацанва, чеготолько не таскают.

И быстро пошел к машине. Нет, Принц далеко не дурак…

К Бортко его пропустили без особых расспросов – едвасозвонились и доложили, что начальника желает видеть некто Черский. ЕслиВедмедь и удивился внезапному воскрешению Данила из мертвых, то за неполнуюминутку, пока Данил с пропуском поднимался на третий этаж, у подполковникахватило надлежащего умения сделать лицо профессионально бесстрастным. Он сидел,как медведь за барабаном, чуть ли не обнимая стол коленями, и моментально вылезиз-за него, обрадовавшись случаю хоть ненадолго расстаться с неудобной казенноймебелью.

– Дал бы кто взятку, пан Черский, – сказал онбезмятежно, – мебелью. Стол я бы взял, в Отечестве их по моему размеру неделают…

– Привезем, – сказал Данил в тон.

– Э нет, я ж шутейно, в ваших столах, говорят, клопыводятся… – Бортко приблизился вплотную, нависнув над Данилом, обошел егокругом, поцокал языком. – Это вот так, значит, и выглядят живые покойники?Я уж было загрустил – кого ж теперь, думаю, ловить-то буду элегантно?