– Понятовского поддержит императрица Екатерина, – в отчаянии воскликнула София. – Твоя мятежная шляхта бессильна против армии Российской империи! Сын останется у меня – я отвезу его в Россию!

Этот бесполезный спор прервал человек, внезапно оказавшийся на пути у супругов Витт. Он словно отделился от портала готического собора, вынырнул из торжественного католического сумрака. Фигура этого человека показалась Софии странно знакомой, но когда он преградил ей путь, графиню Витт, словно письмо, наконец-то достигшее цели, пронзил его взгляд, – радостный, растроганный, наполненный вином и медом ее беззаботного детства. На узкой улочке, примыкавшей к церкви Сен-Эсташ, дорогу Софии преградил Константин Ригас…

Сколько раз она представляла себе эту встречу, и теперь оказалась совершенно беззащитной перед ней! Сколько раз ей снился остров Хиос, апельсиновые рощи и далекий, ритмичный, как стихи, рокот моря… Сколько раз вспоминала, как ее обманом увезли с острова, пообещав, что Константин обязательно присоединится к ним в Константинополе! В Истамбуле она еще долго ждала Константина – ждала до тех пор, пока фанариот, оказавшийся графом Сен-Жерменом, не объявил, что Ригас находится в повстанческом лагере в горах Пелопоннеса и не вернется за ней в принадлежащий Оттоманской Порте город. Тогда София поняла, что Константин променял их любовь на политическую борьбу и, вместо того, чтобы надеть обручальное кольцо на руку суженой, принял от братьев-гетеристов перстень с изображением кентавра Хирона.

Как часто София называла Константина предателем и не могла простить ему этого выбора! Но женщина, отвергнутая ради родины, теперь сама служила матери-Элладе. Она стала графиней Витт, а он был по-прежнему свободен и, не считая случайных подруг, не имел иной нареченной, кроме Эллады. София сделала несколько шагов навстречу Константину и не устояла на ногах – Ригас подхватил ее и, пока не опомнился Юзеф, успел вложить записку в руку былой подруги… «Мне нужно встретиться с тобой, София», – по-гречески прошептал Константин.

В ту же ночь София незаметно выскользнула из дома. Она пришла в дешевую гостиницу на Монмартре, которую назвал Константин, постучала в дверь скромной комнаты. А потом сделала шаг навстречу тому, кого так долго и безнадежно ждала…

– Как ты мог предать меня, Константин? – спрашивала София у Константина Ригаса, лежавшего рядом с ней на убогой гостиничной постели. – Это они велели тебе сделать так? Но почему ты послушался их – а не своего сердца? Или у тебя вовсе нет сердца?!

София хотела задать этот вопрос в первую минуту их встречи, но не смогла. Ригас торопливо, как будто хотел напиться, прильнул к губам своей былой подруги, и пани Витт позабыла все те упреки, которыми хотела осыпать его и, словно надежное оружие, держала наготове. Она рухнула рядом с ним на постель, по французскому обычаю занимавшую добрую половину тесной комнаты, и опомнилась только тогда, когда угас пыл и жар этой немыслимой встречи, которую София ждала много лет. Она прижимала к себе стриженую голову Константина и вспоминала, какие мягкие и шелковистые волосы у него были когда-то – там, в апельсиновых рощах острова Хиос…

Ригас очень изменился. «Вырос…», – сказала про себя София. На острове Хиос она оставила мальчика – теперь рядом с ней лежал мужчина. Черты лица стали жесткими, около глаз появились морщины, огрубели руки, а кожу словно навсегда обожгло солнце. София не помнила его таким и теперь как будто узнавала заново. Да и он с трудом узнавал в редкостной, удивительной красавице, переступившей его порог, хорошенькую девочку, по которой так тосковал когда-то…

– Ты пахнешь полынью… – прошептала София, прижимаясь лицом к плечу Константина. – Полынью, которая растет на горных склонах… В этот запах словно подмешали печаль.

– Я не предавал тебя, София! – оправдывался Ригас. – Я – мужчина и должен был послужить родине. Люди Гетерии пообещали, что я еще увижу тебя. Они предложили мне кольцо с изображением кентавра Хирона, и я не смог отказаться.

– Но ты мог разыскать меня, дать мне знать… Я так ждала тебя в Константинополе!

– Клянусь Элладой, София, я не знал, где ты…

– Но как ты нашел меня сейчас?

– Братья рассказали мне, где искать тебя. К нам в лагерь приходил фанариот, называвший себя Ракоци…

– Ракоци, Монфера, Сен-Жермен, я знаю этого человека… – София еще теснее прижалась к Ригасу, как будто боялась, что он исчезнет, растает в воздухе, словно сон, увиденный под утро. – Сен-Жермен во всем помогает мне. Он дал мне письмо к королю Речи Посполитой и к Диане де Полиньяк, которая познакомила меня с королевой Франции.

– И он велел тебе выйти замуж за этого глупца Витта? Зачем ты вышла за него, София?

– Витт помог мне, Константин! – София почувствовала, что сейчас придется оправдываться ей самой. – Твоя премудрая Гетерия бросила меня на произвол судьбы, родители погибли во время пожара, наш кабачок в квартале Пера сгорел дотла, и фанариот, называющий себя Ракоци и Сен-Жерменом, ничем не помог мне тогда! Я нашла приют в посольстве Речи Посполитой…

– Где полюбила этого негодяя Боскампа – от страха остаться одной… – продолжил за нее Константин.

– Не тебе судить меня! – София отстранилась от Константина, разомкнула горячее, сладкое кольцо его рук. – Все вы, патриоты Эллады, бросили меня, позволили убить моих родителей! Что вы делали в ту страшную ночь, когда я пришла на пепелище и поняла, что у меня больше нет близких?!

– Накануне той страшной ночи турки арестовали моего отца! – медленно, с усилием ответил Константин. – И еще – того клефта, который когда-то любил твою мать и спас тебя в горах Пелопоннеса. Георгия Хадзекиса казнили на базарной площади Истамбула, а мой отец умер под пытками. Поэтому наши не смогли помочь тебе и потеряли твой след… А потом тебя нашел Ракоци.

– Он слишком поздно нашел меня, Константин… – Софии хотелось заплакать, но глаза были сухими, словно выжженные Пелопонесские горы. – Ракоци нашел меня в Борисфене – древнем городе, руины которого мы осматривали с моим добрым другом, французом по имени Леруа…

– Так ты любила и этого француза? – угрожающе спросил Константин. – Постоянно к твоей юбке пристегнут какой-то расфуфыренный кобель! Так-то ты страдала все эти годы?! Пока я терпел холод, голод и нужду! Стирал на острых камнях сначала подметки башмаков, а потом и ноги в кровь! И замерзал в горах холодными ночами, не смея развести огня, чтобы ищейки султана не напали на мой след!

– А ты? – гневно воскликнула София. – Кого любил ты за все эти годы? Не говори мне, что все это время ты вздыхал обо мне и до сих пор хранишь верность своей первой любви…

– Я – мужчина, София, и у меня были связи. – Ригас и не думал оправдываться перед женщиной, которую помнил четырнадцатилетней девочкой, смеявшейся над его рассказами о Гетерии.

Он знал, конечно, что эта девочка когда-нибудь предъявит ему счет и потребует оправданий. Но там, в Пелопонесских горах, Ригасу казалось, что имя Эллады заставит Софию смириться. В повстанческом отряде все было просто и ясно – он, Константин Ригас, боец Гетерии, терпит разлуку с любимой ради высокой цели. И если иногда мелкие любовные интрижки с глупенькими крестьянскими девчонками или разбитными служанками в тавернах смущают покой бывшего друга Софии Глявоне, ставшей наследницей призрачного константинопольского престола и «знаменем борьбы» греческого народа, это ничего, совершенно ничего не значит. Когда-нибудь он вернется к Софии и будет чист перед ней, потому что ни одной женщиной не увлекался всерьез. Ригас даже не подозревал, что София считает его предателем и до сих пор не простила другу былых времен своих детских слез и недетского отчаяния.