— Кто ты? — спросил я.

Словами, одеждой, манерами она ничуть не походила на блудницу, переходящую от одного мужчины к другому. Правда, не было в ней и изысканности, отличавшей знатную женщину, но и на обычную простолюдинку она тоже похожа не была. Скорее, в ней чувствовалось нечто таинственное, может быть, даже волшебное.

Первым делом я подумал, что это жрица, однако служительницы богов проводили всю жизнь в стенах священных храмов, и их нельзя было повстречать там, где предавались пьянству и плотским утехам.

— Я, — без обиняков ответила она, — твоя женщина на эту ночь.

— На эту ночь? — переспросил я.

Услышав такое от любой другой женщины в этой комнате, я бы не удивился. Они были здесь, чтобы ублажать мужчин, но вот от нее я такого не ожидал. Она выглядела не блудницей, но женщиной воспитанной, красивой и, как мне показалось, состоятельной.

В другом случае такие слова могли бы лишь польстить мне, но сейчас дело обстояло сложнее. Я все еще испытывал потрясение и оплакивал смерть Цветка Пустыни, а потому предложение незнакомки напомнило мне об утрате. После той ночи мы с Цветком не стали по-настоящему жить вместе, поскольку внебрачное сожительство с женщиной, не являвшейся профессиональной блудницей, запрещалось, а я не чувствовал свое положение настолько прочным, чтобы жениться и заводить детей. Как Хранитель Слова, я практически все время отдавал работе со Щитом и Звездочетом: изучал священные знаки, вел записи, а по ночам помогал Звездочету производить наблюдения. Чем слабее становилось его зрение, тем в большей степени приходилось мне действовать в качестве его глаз.

Кроме того, мы с Цветком боялись жрецов. Они не скрывали своей неприязни к Звездочету, Щиту, ко мне и к работе, которую мы вели, и поначалу я думал, что это верховный жрец подослал ко мне убийцу. Правда, смерть Цветка явно была на совести Теноча, который сам заявил об этом, демонстративно оставив полученный от меня нож на месте преступления, но даже при этом он вполне мог оказаться наймитом жрецов. Их ненависть к Кецалькоатлю и его ближайшим советникам была такова, что они, пожалуй, могли вступить в союз даже со злейшими врагами Толлана, если действия этих врагов служили бы их целям.

Но какой мужчина не желал бы разделить ложе с такой женщиной?

— Или ты не хочешь меня? — мягко спросила она.

— Что ты, конечно хочу, — заверил ее я.

Она придвинулась ко мне, прижалась всем телом и прошептала:

— Тогда пойдем, чтобы я могла тебе показать.

— Показать мне что?

— Нечто, чего тебе не показывала ни одна женщина, — с улыбкой ответила она.

К тому времени, когда мы добрались до отведенной мне спальни, меня уже одолевало страстное желание овладеть ею. Однако одолевали и колебания, думаю вызванные чувством вины. После той первой проведенной с Цветком ночи я вступал в связь с другими женщинами, разумеется блудницами, я не имел по отношению к Цветку Пустыни никаких обязательств, кроме обещания защищать ее, в чем, увы, отнюдь не преуспел. После смерти Цветка женщин у меня не было, и я чувствовал себя скованно, как будто плотская близость стала бы забвением ее памяти. Правда, в отличие от меня самого мой член никаких колебаний не ощущал. Он затвердел так, что даже когти кугуара не оставили бы на нем царапин.

Приметив по вздутию набедренной повязки мою готовность, женщина мягко рассмеялась.

— Что смешного?

— Тебе стоило бы стать воителем-Ягуаром, поскольку ты похотлив, как этот огромный кот. Но давай я научу тебя, как можно провести время с толком, чтобы насладиться на пиру всеми блюдами, а не только сладким.

Я смотрел в темный омут ее глаз, как послушное дитя. Эта женщина не походила на других, бывавших в моей постели, и к такому обращению я не привык.

Хотя она еще оставалась одетой, я вдруг ощутил у своей груди ее напрягшиеся соски. При этом она и не подумала снять свое длинное одеяние, а вместо этого развязала мою набедренную повязку, и та упала на пол.

Женщина взяла мой напрягшийся член в руку так решительно и крепко, что все мое тело пробрала дрожь. Несколько мгновений — и на ее дразнящие пальцы излилось мое семя.

— Ай-йо! — выдохнул я, когда обрел способность говорить. — Где ты научилась ублажать мужчин таким образом?

— У меня был очень хороший учитель, — чарующе улыбаясь, сказала она, — и мне еще многое предстоит для тебя сделать.

Женщина не была ослепительной красавицей, как принцесса Цьянья, но при этом во всех ее движениях, в манере держаться сквозило почти царственное благородство.

— Сначала я вымою тебя.

— Зачем?

— А вот увидишь.

Я последовал с ней на ложе из звериных шкур, приготовленное для меня в качестве постели. Омыв мое тело, она наконец сбросила свой плащ, под которым, как оказалось, ничего больше не было. Ее тело обладало юной упругостью, хотя, судя по манере держаться и говорить, она была старше меня.

Моя первая догадка насчет того, что она жрица, снова ожила в сознании — жрица из храма любви.

— Тебе нравится то, что ты видишь? — спросила она.

— Да.

Женщина стояла надо мной, раздвинув ноги, ее руки медленно скользили вверх и вниз, поглаживая ее нагое тело. Груди были полными и округлыми, розовые соски набухли. При виде возбуждающей женской наготы мой член снова окреп.

Посмотрев вниз, женщина улыбнулась мне. Казалось, она наслаждалась тем, что делала со мной. Ее рука скользнула вниз, к темному треугольнику между ног, и начала играть с черными, курчавыми волосками: раздвинула, показывая мне, нежные складки и принялась поглаживать и растирать круговыми движениями маленькую выпуклость — все быстрее и быстрее. Потом ее движения замедлились, а вскоре и прекратились вовсе. К тому времени мой член уже затвердел как камень.

— Иди ко мне, — проворковала она, — и я покажу тебе, где… растут огненные цветы.

Я провалился в глубокий сон, в котором Ксочикецаль, богиня любви, увлекла меня в свою заполненную цветами и бабочками пещеру, где мы предались любви. А проснулся я, ощутив, что в мою комнату проник посторонний.

Надо мной склонилась обрисовавшаяся на фоне падавшего в окно лунного света темная фигура. Повторив тот же прием, который помог мне против убийцы в Толлане, я откатился в сторону и выхватил кинжал.

— Время пришло, — прозвучал знакомый женский голос.

— Кто ты? — Я уже задавал ей этот вопрос раньше и получил простой ответ — моя женщина на эту ночь.

— Твоя проводница. Стражи желают тебя видеть.

Когда мы вышли из дома знатного человека, караульные у переднего входа не обратили на нас ни малейшего внимания, словно мы были невидимы. Возможно, невидимыми нас сделали преподнесенные им щедрые дары.