— На девятой, — пропыхтел Харри.

Приподнявшись на педалях, Хаген подрегулировал высоту седла и быстро нажал нужные кнопки велокомпьютера.

— Как я понимаю, вы нынче попали в изрядную переделку.

Харри кивнул.

— Я не стану возражать, если вы возьмете бюллетень, — добавил Хаген. — Как-никак в мирное время живем.

— Спасибо, шеф, я в полном порядке.

— Ладно. Я только что говорил с Турлейфом.

— С начальником уголовной?

— Нам бы хотелось знать, как обстоят дела. Были звонки по телефону. Армия спасения пользуется популярностью, и влиятельные люди в нашем городе интересуются, сумеем ли мы раскрыть дело до Рождества. Рождественский мир и все такое.

— В прошлом году в рождественский мир политиков затесалась смерть на почве перебора секса.

— Я спросил, как обстоят дела, Холе.

Харри почувствовал, как от пота свербит кожа на груди.

— Несмотря на сегодняшние фото в «Дагбладет», свидетели не откликнулись. И Беата Лённ считает, что снимки указывают не на одного, а по крайней мере на двух киллеров. Я склонен с ней согласиться. Человек, явившийся к Юну Карлсену, был в верблюжьем пальто и с косынкой на шее, судя по одежде, он же изображен на фото, снятом на Эгерторг вечером накануне убийства.

— Совпадает только одежда?

— Я не успел толком разглядеть его лицо. И Юн Карлсен мало что помнит. Одна из соседок сказала, что столкнулась во дворе с англичанином, который хотел оставить у дверей Юна Карлсена рождественский подарок.

— Так-так, — сказал Хаген. — Но версию о нескольких киллерах мы разглашать не будем. До поры до времени.

— Пожалуй, это все.

— Вот как?

Харри посмотрел на спидометр, спокойно прибавил скорость до тридцати пяти километров в час.

— Еще у нас есть фальшивый паспорт хорвата, некоего Христо Станкича, который не явился на борт сегодняшнего загребского рейса, хотя значился в списках пассажиров. Мы выяснили, что он проживал в гостинице «Скандия». Лённ проверяет сейчас его номер на предмет следов ДНК. Постояльцев у них не очень много, и мы надеялись, что портье опознает человека с наших фотографий.

— И что?

— Увы.

— Что конкретно позволяет думать, что Станкич именно тот, кого мы ищем?

— Собственно, только фальшивый паспорт, — сказал Харри, покосившись на спидометр Хагена. Сорок километров в час.

— И как вы рассчитываете найти его?

— Ну, в эпоху информации имена оставляют следы, и мы привели в состояние боеготовности всех наших постоянных осведомителей. Если некий Христо Станкич зарегистрируется в ословской гостинице, купит авиабилет или использует кредитную карту, мы немедля об этом узнаем. По словам портье, он спрашивал про таксофон, и она послала его на Йернбанеторг. «Теленор» пришлет нам список исходящих звонков с тамошних таксофонов за последние двое суток.

— Стало быть, у вас есть только хорват с фальшивым паспортом, не явившийся на свой рейс, — подытожил Хаген. — Фактически тупик, верно?

Харри промолчал.

— Попробуйте альтернативные подходы, — сказал Хаген.

— Да, шеф, — тихо отозвался Харри.

— Всегда есть альтернативы, — сказал Хаген. — Я говорил вам о японских войсках, где разразилась холера?

— Думаю, вряд ли.

— Они находились в джунглях к северу от Рангуна, и все, что они ели-пили, тотчас выходило наружу. Людям грозило обезвоживание, но командир не желал просто ложиться и умирать, а потому приказал всем опорожнить свои шприцы от морфина и впрыскивать самим себе воду из фляжек.

Хаген прибавил скорость, и Харри тщетно вслушивался в его дыхание: начальник ничуть не запыхался.

— Способ подействовал. Однако через несколько дней всей воды осталась одна бочка, кишащая червями. Тогда заместитель командира предложил использовать для впрыскиваний сок фруктов, росших вокруг, ведь теоретически сок на девяносто процентов состоит из воды, да и терять им нечего. Изобретательность и дерзость. Отряд уцелел, Холе. Изобретательность и дерзость.

— Изобретательность и дерзость, — пропыхтел Харри. — Спасибо, шеф.

Он отчаянно нажимал на педали, а собственное дыхание шумело как огонь в печной топке. На спидометре сорок. У начальника — сорок семь. А дышит спокойно.

Харри вспомнилась фраза из книги тысячелетней давности, которую он получил от одного грабителя, — «Искусство войны»: «Выбирай свои битвы». Он понимал, что от этой битвы ему надо отказаться. Все равно ведь его ждет поражение.

Харри сбавил скорость. На спидометре тридцать пять. И, к своему удивлению, почувствовал не фрустрацию, а лишь усталое смирение. Может, повзрослел наконец, покончил с дурацкой манерой выставлять рога и кидаться в атаку, едва кто-нибудь махнет красной тряпкой? Харри глянул на Хагена. Ноги работают как шарниры, лицо покрылось тонкой пленкой пота, поблескивающей в свете ламп.

Харри утер пот. Несколько раз глубоко вздохнул. И снова нажал на педали. Через секунду-другую пришла приятная боль.

Иной раз Мартина думала, что Плата не иначе как лестница в преисподнюю. И все равно испугалась слухов, что муниципальный совет по социальным вопросам намерен к весне отменить распоряжение насчет территории свободного оборота наркотиков. Противники Платы выдвигали очевидный довод: это место служило рынком наркотиков для молодежи. Мартина считала, что у людей, полагавших, будто происходящее на Плате может кому-то казаться заманчивым, либо крыша поехала, либо они никогда там не бывали.

Подспудный же довод сводился к тому, что площадка, ограниченная белой чертой на асфальте со стороны Йернбанеторг, портила облик города. И разве не равнозначно вопиющему банкротству самой успешной — по крайней мере, самой богатой — социал-демократии на свете допускать, чтобы наркотики и деньги открыто переходили из рук в руки прямо в сердце столицы?

Тут Мартина была согласна. Это банкротство. Фиаско в борьбе за общество без наркотиков. Но если бороться против расширения оборота наркотиков, то лучше разрешить их продажу под неусыпным оком камер наблюдения на Плате, чем под мостами на Акере и в темных дворах на Родхусгата и по южной стороне крепости Акерсхус. И Мартина знала: большинство тех, кто так или иначе имел дело с нарко-Осло — полиция, социономы, наркоманы, уличные проповедники и проститутки, — разделяли эту точку зрения; лучше Плата, чем все прочие альтернативы.

Правда, зрелище весьма неприглядное.

— Лангеманн! — окликнула она мужчину, который стоял в темноте возле автобуса. — Супчику сегодня вечером не желаешь?

Но Лангеманн ретировался. Видно, получил свою дозу и двинул куда-то, чтобы сделать укол.