достойны этих преимуществ. — Он махнул рукой: — Ступай, Дима, не то сотрудники НКВД вломятся сюда, гонимые нетерпением своего начальства. Нарушат микроклимат. Ещё выпустят реверсант наружу — Москве конец.

Сеченов хмуро кивнул, подошёл к двери и подал знак ожидающему за ней офицеру. Тот торопливо покинул шлюз, и учёный вышел из лаборатории в помещение для снятия скафандров. Там его окружили ассистенты, вооружённые целым спектром различных дезинфицирующих растворов, и спустя пять минут Сеченов вошёл в свой рабочий кабинет. Там его ожидал Молотов.

— Здравствуйте, товарищ Сеченов! — начал он, едва учёный показался на пороге. — Каковы ваши успехи в создании вакцины?

— Мы, несомненно, продвинулись к цели, — Сеченов устало опустился в кресло. — Но конкретных успехов пока нет. На данный момент полностью рабочую вакцину создать не удалось.

— А то, что создать удалось, — немедленно уточнил Молотов, — может быть использовано в качестве противоядия, если эпидемия доберётся до Москвы?

— Если вы имеете в виду, можем ли мы вакцинировать высшее руководство страны, — Сеченов бросил на Молотова вопросительный взгляд, — то да, можем. Но только в крайнем случае, если у нас появятся основания считать, что Москва подверглась заражению.

— В этом случае может быть уже поздно! — возразил Молотов. — Реверсант убивает мгновенно, вы знаете это не хуже меня! Мы должны любой ценой сохранить жизнь товарищу Сталину! Остальные члены ЦК готовы пожертвовать собой, но оставить Советский Союз без Сталина мы не можем!

— Реверсант убивает за 30 секунд, это действительно так, — согласился Сеченов. — Иногда даже быстрее. Но терминальной стадии предшествует инкубационный период. Да, теперь он может оказаться значительно меньше, чем неделя. Однако меньше чем двое суток инкубационного периода ещё ни разу не было выявлено. У товарища Сталина кровь берётся на анализ дважды в день. Я сам получаю эти пробы и лично их проверяю. Поэтому с полной уверенностью утверждаю, что крайний случай ещё не настал.

— Вы даёте гарантию, что инкубационный период никогда не станет меньше двух суток? — Во взгляде Молотова без труда читался прямой намёк на то, что в случае смерти вождя народов отвечать за всё будет Сеченов.

— Никто не даст вам такой гарантии, — Сеченов выдержал взгляд с усталой решимостью. — Но я всё равно против поспешной вакцинации. Попытайтесь понять: без полноценной вакцины реверсант из организма не уйдёт. Его в принципе нельзя изгнать, можно только уничтожить. Неполноценная вакцина, возможно, сможет на какое-то время усыпить входящие в него вирусы, но позже они обязательно проснутся. И тогда они уже могут быть невосприимчивы к вакцине вовсе! Те немногие, кто выжил после заражения благодаря особенностям организма, не только остаются носителями и распространителями заразы. Рано или поздно они заболеют вновь. Возможно, они вновь выздоровеют. Но с каждым разом ресурсы организма станут иссякать всё сильней, и в конце концов выздоровления уже не произойдёт.

— То есть все те, кто считается иммунными к коричневой чуме, всё равно умрут? — Молотов спешно обдумывал услышанное. — И они распространяют болезнь? Необходимо уничтожать всех, кто выходит из заражённых районов, даже иммунных?

— Не надо никого уничтожать! — Сеченов вперил в Молотова возмущённый взор. — Изолируйте людей! Не подпускайте их к здоровым! Обращайтесь к ним через громкоговорители, через рупоры, разбрасывайте листовки с самолётов! Не надо никого уничтожать!

— Сказать это гораздо легче, чем сделать! — жёстко парировал Молотов. — Предоставьте советскому правительству самому решать, как обезопасить страну от эпидемии! Ваша задача — создать вакцину! Вот и выполняйте её! Вам требуется для этого что-либо помимо того, что советское правительство уже предоставило?

— Нам нужно больше иммунных, — вздохнул Сеченов, — тех немногих, кто вышел из заражённых районов живыми. На данном этапе они наш основной источник информации о количественном разнообразии вирусных штаммов. Вирусы продолжают мутировать. Именно этим вызваны столь различные сроки инкубационного периода, наблюдающиеся у разных контрольных групп пациентов. Завтра мы предоставим Академии наук схему нового фильтра, он будет более эффективно абсорбировать боевой реверсант. Теперь же мне пора возвращаться в лабораторию. На счету каждая минута. Посему я вас больше не задерживаю, товарищ Молотов.

Сеченов поднялся с кресла и направился к выходу. Молотов, скрипнув зубами, стерпел оскорбление и молча проследовал за ним.

***

С улицы донёсся глухой звук винтовочного выстрела, сменившийся тихим стрекотом автоматной очереди, и Гольденцвайг замер, прислушиваясь. Стреляли где-то достаточно далеко отсюда, но лучше проявить осторожность заранее. Он отложил в сторону полупустую хозяйственную сумку, перевесил автомат со спины на грудь и расстегнул гранатный подсумок. Если уличная дверь откроется, то привязанная к ней проволока с густо нанизанными пустыми консервными банками загремит, и у него будет время достать гранату и занять стрелковую позицию, прежде чем неизвестные доберутся до этого подсобного помещения.

Вообще, таких стычек, чтобы прям со стрельбой друг в друга, в этом районе Берлина не было больше месяца. Обычно всегда удавалось договориться, в крайнем случае недовольные друг другом стороны могли пострелять в воздух для острастки. Но чаще стрельба применялась для привлечения внимания, в качестве этакого нехитрого средства связи. Потому что иных способов не имелось, на второй день после начала эпидемии электроснабжение прекратилось, а жечь костры было делом крайне небезопасным. Случаев, когда тот, кто развёл костёр внутри здания, умирал от заражения и костёр этот превращался в пожар, были десятки. Центр Берлина выгорел едва ли не полностью, и, судя по дымным столбам, поднимающимся к небу, в некоторых районах пожары продолжались и сейчас, несмотря на прошедший недавно дождь.

Выстрелы больше не повторялись, и Гольденцвайг продолжил наполнять консервами хозяйственную сумку. На этот полуподвальный склад он наткнулся случайно, произошло это пять недель назад. До того момента он в ужасе метался по Берлину, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь помощь. В день начала эпидемии, ужасы которого долго преследовали его в ночных кошмарах, он, несомненно, заразился вместе со всеми. Однако по неизвестным причинам его организм справился с инфекцией, и он не умер. Йозеф очнулся наутро следующего дня, полулёжа на водительском сиденье той же машины, в которой врезался в дом. Жуткие коричневые пятна, усеивающие лицо, ещё виднелись на коже, но были совсем светлыми и явно рассасывались. Сильно болела голова, мучила жажда и тело пекло, свидетельствуя о высокой температуре, и ставшие ватными ноги отказывались удерживать туловище.

Найти воды оказалось невероятно трудной задачей, и Гольденцвайг, пока выздоравливал от инфекции, едва не умер от жажды. На третьи сутки коричневые пятна исчезли полностью, и он понял, что едва шевелится не от инфекции, а от голода и дегидратации. Он выбрался из машины, в которой так и провёл всё это время прямо посреди улицы, и с трудом побрёл в сторону центра.